Первые грозы - стр. 10
Ню молча сверлила его взглядом.
– А меня Шустрик зовут, – девочка протянула руку, совсем по-взрослому.
– Лёша, – рука оказалась мягкой и тёплой.
– Я знаю, ты же под нами живёшь! – Шустрик засмеялась. – Иди под зонтик!
Лёша опасливо взглянул на Ню. Та застыла словно изваяние, пугающе неподвижно.
– Ноги не замёрзли? – крикнул он, только чтобы её расшевелить. – Холод собачий, а у тебя коленки голые!
– Ты кто, доктор Айболит, что ли? – Ню отмерла и принялась постукивать носком о ствол.
– Айболит зверей лечил, – не растерялся Лёша. – Ты зверь что ли?
– Все люди – звери, – усмехнулась Ню, стуча всё сильнее и громче. – Позвоночное животное, класса млекопитающих.
– Она всегда так говорит, – пояснила Шустрик. – Мама говорит, что она большая советская циклопедия.
Ню скривилась.
– Просто я очень много знаю. Это плохо? – и принялась свободной рукой сдирать кору.
– Хорошо, наверное, – Лёша замолчал, чувствуя, как течёт за шиворот противная холодная струйка с пакета. Он не представлял, что ещё можно сказать. – Ну, я пойду.
– Кто тебя держит…
Лёша побежал. В кроссовках противно хлюпало, одежда промокла насквозь, а батон под мышкой начал размокать. У самого дома он обернулся: дождь хлестал изо всех сил, а под клёном всё также виднелись два розовых пятна, большое и маленькое, защищённые большим голубым куполом.
Глава 4
Школьный хор стоял на сцене, вытянувшись в неровную линию. Нескладные, угловатые, какими и должны быть подростки, они старательно выводили песню о том, как гремят в порту цепи якорей и как верят в свою мечту корабли. Зал скучал, переговаривался. И только старый ветеран, учитель ОБЖ, смахнул слезу, когда школьники дружно, но в разной тональности, выразили желание стать матросом.
Пели они плохо, и знали это. Энтузиазм с лихвой возмещал отсутствие таланта. В центре мощно возвышалась Маша Коновалова. Её толстые ноги, обтянутые яркими полосатыми колготками, никак не хотели стоять смирно и всё время, пока играла музыка, пускались в пляс. Маша была мощной, широкоплечей, с косящим левым глазом. На репетиции её всегда приводила мама, хрупкая миниатюрная женщина с печальными глазами. Именно она попросила принять Машу в хор. Вначале её невзлюбили: из-за громкого голоса, раскатистого смеха и живущих своей, отдельной от тела, жизнью рук и ног. Но когда после нескольких репетиций Маше удалось обуздать свой голос и не перекрикивать остальных, стало понятно, что поёт она едва ли не лучше всех.
Ню с тоской и завистью смотрела на сцену. Ей выступать не разрешили. Сказали, сначала оценки подтянуть. Можно подумать только отличникам петь позволяется!
– Коновалова жжёт! – захихикали сзади. Ню осторожно обернулась. Чуть наискосок сидели двое мальчишек, Лёша и ещё один, с оттопыренными ушами.
– Чего они её сюда притащили? – продолжал возмущаться лопоухий. – Тоже мне звезда школы!
– Говорят, это из-за седьмой, – ответил Лёша. – У них там тоже вовсю инклюзия идёт.
– Ну и чо? У неё своя школа должна быть, пусть там и тусуется!
– Что ты заладил Машка да Машка! Влюбился в неё что ли?
– Ага, без памяти, – лопоухий захихикал. – Жить не могу без её косых глаз!
Ню вспомнила, как появилась в классе эта необычная девчонка. Мать вернулась с родительского собрания и сообщила, что в школу примут несколько особенных детей. Они получат социальную интеграцию и включение в общество, а Ню и её одноклассники взрастят в себе такие благородные чувства как толерантность, сочувствие и понимание того, что все люди имеют равные права.