Первая. В тени государевой - стр. 6
Особого сожаления на лице светлости не наблюдается. Прощаясь со мной перед дуэлью, он сказал: дело даже не лично во мне. Я просто не могу позволить, чтобы они решили, что вот так с нами можно. Что кто угодно может приезжать к нам, убивать и спокойно уезжать, прикрываясь дипломатическим статусом.
Про то, разговаривал ли он с императором, Степанов не упоминал. Но сейчас мне кажется, что да. Поговорил и получил ответ вроде «а что мы сделаем, нет тела – нет дела». То есть «ваши обвинения недостаточно серьезны, чтобы привлечь дипломата, обладающего соответствующим иммунитетом, к ответственности, и не получить при этом международный скандал».
Алексей Второй смотрит на Степанова с легкой иронией. Словно на подчиненного, который накосячил и получил заслуженный втык. И светлость улыбается как этот же подчиненный: все понял, принял и осознал.
Сказала бы я, что думаю об этом после, но очень не хочется выглядеть истеричной дурой. Поэтому я молчу.
– Напомните, Михаил, куда я вас там сослал?
– В Ирбит.
– Прекрасный город. Увы, поездку придется отложить до следующего раза. Вы поедете в Бирск, это в Уфимской губернии. Можете не сдавать билеты, вам по пути. Пять лет ссылки – слишком долго, тем более с вашим здоровьем. Я заберу вас через год, когда все немного уляжется. Теперь то, для чего вы едете. Возьмите материалы, ознакомитесь по дороге. Знаете, кто такой Григорий Распутин?
Ну, это даже я знаю. Только я думала, что он давно умер. В моем старом мире Распутина убили еще до революции!
А в этом мире он внезапно жив, но сослан на Урал без права возвращения в Петербург. Последние десять лет он живет в Бирске. За ним, конечно, присматривают, и донесения поступают самые радужные. Только сейчас императору захотелось увидеть реальную картину того, что там у него происходит.
– Княжна, вижу, у вас есть вопросы, – внезапно говорит император.
Степанов кивает мне с ободряющей улыбкой: все в порядке.
– А что не так с Распутиным? Я слышала…
– Что он был любимцем царской семьи? Да, родители были к нему привязаны. Но на самом деле это паук, плетущий паутину в тени государевого трона.
Четко, резко, без попытки скрыть неприязнь. И без какой-то игры. Но меня все равно накрывает легким ощущением нереальности. Что я общаюсь с императором. Что мы обсуждаем старца, которого должны были отравить пирожными, застрелить и утопить давным-давно. И сколько ему вообще лет?
– Почти семьдесят, если не путаю, – отвечает светлость, и я понимаю, что случайно задала этот вопрос вслух. – Я все понял, Ваше Императорское Величество. Только я плохо втираюсь в доверие, и это может быть подозрительно.
– Возможно. Но у вас, Михаил, уже есть определенный кредит доверия – вы же убили старшего сына Освальда Райнера, а Григорий Ефимович его ненавидит.
Царь смотрит на часы. Потом на меня:
– Княжна, я помню, что подписывал вам Высочайшее дозволение на обучение в любом учебном заведении страны. Настоятельно советую поступать в Бирск. Это не обязательно, но вы можете пригодиться.
Я киваю, проглотив слова, что втираюсь в доверие еще хуже светлости. И еще десять минут слушаю, как император инструктирует Степанова насчет Распутина: как именно нужно себя вести и чего опасаться.
Конкретных указаний для меня пока нет. Его Императорское Величество говорит, что мое присутствие в Бирске нужно скорее для того, чтобы подтвердить версию «Степанов и Райнер не поделили женщину». Ну и немного для того, чтобы встряхнуть там всех, как в Горячем Ключе. Но ехать вдвоем это слишком демонстративно, и будет лучше, если я дождусь начала учебного года.