Первая Мировая. Война между Реальностями - стр. 29

Политическая обстановка во Франции менее всего способствовала признанию Генеральным штабом своих ошибок. Пикара немедленно перевели в Тунис, но он успел обратиться к сенатору Шереру-Кетнеру, который выступил с интерпелляцией, отклоненной Военным министерством.

Брат Дрейфуса Матье заявил формальное обвинение против Эстерхази, но суд под прямым давлением военного министерства его оправдал. Через два дня Эмиль Золя публикует знаменитое открытое письмо президенту республики Ф. Фору, причем Ж. Клемансо дает этому письму резкий заголовок: «Я обвиняю», под которым оно и вошло в историю.

Письмо Золя привело к расколу Франции по признаку признания или непризнания виновности Дрейфуса. На стороне обвинения оказалось военное сословие, клерикалы и националисты. На стороне Дрейфуса – радикалы и социалисты.

Перетасовывается состав политических партий. Разваливаются семьи. Внутренний французский конфликт интернационализируется: выступает В. Либкнехт, поддерживающий Ж. Геда (не дело рабочих встревать во внутренние разборки классового врага – буржуазии), дрейфусар А. Чехов решительно порывает с антидрейфусаром А. Сувориным, призывает к здравому смыслу Лев Толстой: «… только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса», с ним солидаризируется Р. Роман и Ж. Верн.

А кризис во Франции продолжает раскручиваться. Золя приговорен к тюрьме и штрафу, бежит в Англию. Начинается настоящая вакханалия изготовления подложных документов с текстом «эта каналья Д.». В конце концов, немецкий военный атташе Шварцкоппен выступает с обиженным заявлением: «Я родился в Эльзасе и прекрасно говорю на французском, а в распространяемом документе, якобы написанном мной, сплошные ошибки во французском языке».

Ж. Пикар публично заявляет, что документ подделан бывшим начальником разведывательного бюро Анри. Пикара немедленно арестовывают, но не допросить в этой ситуации Анри нельзя, а на допросе Анри «поплыл» и начал признаваться во всем. Его тоже отправляют в тюрьму, где на следующий же день находят повешенным. Пикар, вероятно, спас себе жизнь, громко заявив: если его найдут в камере мертвым, пусть никто не считает это самоубийством…

Вроде бы самоубийство Анри ставит точку во всем деле, но «военная партия» заявляет, что Анри действительно совершил подлог, но исключительно ради правого дела, чтобы прекратить политический кризис. А виновность Дрейфуса совершенно очевидна. В результате в стране начинается сбор денег на установку памятника Анри.

Эстерхази выехал за границу и уже «оттуда» заявил, что автором критического документа (бордеро) является он, но военная партия заявила, что его подкупили дрейфусары. Все же официальное признание подложными целого ряда документов, фигурирующих в суде, стало формальным основанием для пересмотра приговора.

Приговор был кассирован, и тут же начался повторный процесс, на котором Дрейфус был признан «виновным в измене Родине при смягчающих обстоятельствах». Что бы это могло значить, судьи даже не пытались объяснить. К этому времени Шварцкоппен сделал официальное заявление, что документы были получены им от Эстерхази, а германское правительство официально и неофициально заявило, что никогда не имело никаких дел с Дрейфусом – по-видимому, дальнейшее нарастание внутреннего французского политического конфликта начало всерьез тревожить консервативную Германскую империю.