Перезагрузка - стр. 44
– Мы еще северную часть не прошли, – заметила я. Ворон мотнул головой.
– Сама знаешь, там уже ошметки. Ничего важного нет. Главные дружки и отборные боевики живут ближе к городу. Теперь мы хорошо представляем, где у них семьи расположены, где казармы, где начальство. Так что… можно брать.
– Маус, – вступила Иволга, – мы тут решили учредить наградные знаки. Ну не ордена, конечно, а так – знаки. Вы с Чумой получите их первыми.
– Да ладно, – хмыкнула я. Хорошо, конечно, с каким-нибудь значком на груди походить, но целого глаза оно не стоит.
– Вообще, – продолжила Иволга, – если тебе что-нибудь нужно… проблемы какие-то есть. Ты говори, не молчи. Мы наверняка сможем помочь.
– Нужно! – вырвалось у меня, – может, кто-нибудь сходит… У меня ребенок дома один.
– Ребенок? – я увидела, как брови Ворона ползут вверх, – ты что…
– Да не мой же ребенок. Девочка соседская. Она без матери осталась. Ну в общем, мы теперь с ней вместе живем. Ей восемь лет. Я ей велела, если не вернусь – пусть в приют попробует устроиться… но там же знаете как? Пусть кто-нибудь сходит, скажет, что я жива и вернусь завтра.
– Да конечно, Маус, не вопрос! – воскликнула Иволга, – сейчас же пошлем кого-нибудь. Почему же ты молчала? Надо было перед выходом предупредить.
Хороший вопрос. В самом деле – почему я молчала? А если бы я в самом деле кирдыкнулась?
Да не привыкла я потому что свои проблемы на других перекладывать. И никто у нас не привык. Вопрос выживания у каждого остро стоит. Заботятся только о членах своей семьи, а остальные… ну уж кто как сможет. И ожидать от других, что они будут решать твои проблемы – по меньшей мере глупость.
– И это… если кто пойдет туда, то пусть продукты, ну тут, под койкой, тоже ребенку отнесут.
– Да конечно, – Ворон сжал мое плечо, – сейчас пошлю, тебе же все равно надо дорогу объяснить. И продукты захватят. Ты лежи, Маус, поправляйся.
И от того, как он на меня смотрел своими серыми глазами, у меня внутри что-то сжалось. И я вспомнила, что всего три года назад была, как дура, в него влюблена. Вот просто каждый раз, когда он мимо проходил, у меня внутри все пело. А если касался случайно, я это место потом ощущала целых два дня.
Но теперь, конечно, я в него не влюблена. Хотя все равно приятно вот, что он рядом.
Просыпаться по внутреннему будильнику я умею давно. Стояла еще полная темень, и на настенных часах – ничего не разобрать. Но у Зильбера прибор такой на столе стоит, там электроника время показывает. Я села на койке, переждала головокружение. Башка, конечно, болела, но что сделаешь. Потом осторожно сдвинулась к концу кровати и стала вглядываться. Красные цифры на часах показывали 5.45.
Рановато на работу еще, конечно. Но Зильбер в соседней комнатке спит, да и на территории кто-то всегда есть. Проснутся – не выпустят.
Я встала и пошатнулась. Блин, как же я до работы-то доберусь? И работать как буду? Нет, об этом лучше не думать. Как-нибудь. Только восемь часов выдержать-то надо, а потом весь день можно лежать, и завтра тоже.
Одежду мою никуда не дели – она тут же в углу валялась. Я быстро натянула на себя камуфло. Футболка на мне так и оставалась. Грязная, конечно, но я же не могла стирать. Пистолет мой лежал там же. Я аккуратно, пошатываясь, выбралась из госпиталя.