Перевертыш - стр. 29
– Твоя наставница? – кивнул он в сторону удаляющегося крохотного пятнышка недавно бывшего Беллоной. – Клевая чика. Я б с такой тоже полетал... – при этом физиономия его приняла такое мечтательное выражение, что мне сразу захотелось дать наглецу в ухо. Усилием воли сдержался и поинтересовался, по возможности сухо:
– Ты кто?
– Я Леха… Пухов – и ничуть не смутившись моей показной суровостью, протянул руку. Я подумал, что такая фамилия подошла бы какому-нибудь круглому кренделю. А этот выше меня на голову, а весу в нем, как бы, не меньше моего. Моя бабка, царство ей небесное, называла таких: глиста в скафандре. Почему в скафандре не знаю, бабке видней.
Решив, что игнорировать дружелюбие будущего соратника глупо, я пожал узкую, но очень крепкую ладошку и представился:
– Дан.
– А я знаю! – радостно ощерился Леха, – Данила Полозов… боксер! Верно? Они всех подбирают, чтоб спортсмен был. Лизка, вон, гимнастикой занималась художественной. Я раньше прыгал… стреляю еще.
– Из чего? – машинально спросил я, хотя на самом деле мне было до фонаря.
– Классический лук, – с готовностью сообщил Леха. – Но вообще, могу из всего, что стреляет. Люблю это дело. Ну, пошли, с Лизкой познакомлю. Жрать хочешь? Пока сухпаек, но потом обещают кухню наладить. Идешь?
– Иду, – согласился я, не торчать же тут у ворот.
По мосту мы прошли под арочный вход. Миновали ворота, поднятую решетку и оказались во внутреннем дворе – маленькой полукруглой площади. Я, было, остановился, чтоб осмотреться, но Леха, схватив меня за руку, потащил к крыльцу, ведущему в донжон.
Мы оказались в просторном холле главной башни. В центре журчал струями маленький фонтанчик, а вокруг всюду цвели цветы. В вазах, кадках, горшках на стенах. Прямо оранжерея какая-то.
По широкой, покрытой пестрым ковром лестнице, мы поднялись на второй этаж, где обнаружился другой зал поменьше, из которого вели несколько дверей. На одной из них, я с удивлением обнаружил табличку со своим именем и фамилией, но Леха без колебаний направился к другой, на которой было написано: Елизавета Маевская. Два раза стукнул по двери костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, толкнул. Дверь беззвучно открылась внутрь, и он вошел. Я, было, затормозил, неловко, как-то вламываться без приглашения к незнакомой девушке, но потом подумал: раз дверь открыта, значит, девушка не против визита. Иначе заперлась бы.
Комната была достаточно просторной, и пахло в ней приятно. У стены высокая кровать, под непременным балдахином на четырех подпорках, с занавесями из легкой пестрой ткани. На кровати беспорядочно разбросаны предметы женского туалета. Напротив, большое старинное зеркало в человеческий рост, рядом низенький платяной шкаф, тоже видать старинной работы, щедро украшенный цветами и виноградными кистями. Еще в комнатке имелся туалетный столик, покрытый черным лаком, на котором в небрежную кучу была свалена парфюмерия и косметика хозяйки. Вот и все убранство. Кроме входной, в комнате имелись еще две двери. Одна, видать, в туалетную комнату, а другая, открытая вела на балкон. Там мы и застали Лизу.
Девушка стояла, сгорбившись, облокотившись на мраморное ограждение, и смотрела куда-то вдаль. Была она тонкая, с короткими каштановыми волосами, в джинсах и белой футболке. Одежда висела на ней, подчеркивая болезненную хрупкость.