Перерожденная в Аду - стр. 33
– Моя Злобность, не жди меня, – пропела я, грациозно скользя по коридору в сторону кабинета Рила. Голос мой звенел, как колокольчик, нарочито игривый и чуть-чуть вызывающий. – Я направляюсь к Моей Прелести!
Школа к этому часу уже сдалась на милость вечеру. Длинные коридоры, обычно шумные и оживлённые, теперь лежали в тишине; лишь редкие отголоски моих шагов лениво перекатывались по потолку, будто играя в прятки с тенями. Идеальное время для маленького… мятежа.
Я постучала – лёгкий, почти невесомый звук, больше из вежливости, чем из необходимости. В ответ раздалось низкое, усталое:
– Войдите, – произнесённое с интонацией демона, который уже предчувствует приближающуюся головную боль.
Я впорхнула внутрь, словно бабочка, внезапно осознавшая, что законы гравитации – для слабаков.
Атмосфера в кабинете висела густая, тяжёлая, словно туман перед грозой. Обычный демон дрожал бы здесь, как осиновый лист, но я лишь улыбнулась, втягивая терпкий аромат чернил, пыли старых фолиантов и едва уловимую ноту его парфюма – что-то древесное, с горьковатым оттенком, словно сам запах предупреждал: «Не подходи. Я не в настроении».
Но я?
Я ощутила прилив вдохновения, как кот, нашедший тайный склад валерьянки.
– Добрый вечер, Моя Прелесть, – замурлыкала я, подбираясь к его столу, заваленному бумагами. Горы документов, рассыпанные перья, чернила – всё говорило о том, что он не спал уже несколько часов. – Неужели ещё трудишься?
Он даже не поднял глаз, лишь с ещё большим остервенением водил пером по бумаге, будто пытался прожечь её силой одной только концентрации. На нём не было мантии – только рубашка с расстёгнутым воротом, галстук, небрежно ослабленный, и брюки, облегающие бёдра так соблазнительно, что у меня тут же возникло желание нарушить все мыслимые правила приличия.
– Что ты здесь делаешь? Иди домой, – бросил он, сохраняя ледяную невозмутимость профессионального бюрократа.
Я проигнорировала приказ с изяществом кошки, только что опрокинувшей вазу, но делающей вид, что так и было задумано. Присев на край стола, я наклонилась, позволив своим губам коснуться его щеки – лёгкий, почти невинный поцелуй, но достаточно дерзкий, чтобы его пальцы слегка дрогнули, а перо замерло на мгновение.
– Не-а, – рассмеялась я, ловя его раздражённый взгляд. Губы растянулись в победной ухмылке, когда я намеренно растянула слова, будто разматывая невидимую нить его терпения: – Ра-бо-чий день за-кон-чен. А значит… теперь ты весь мой.
Он вздохнул так глубоко, будто в его лёгких поместились все нерешённые дела этого проклятого учебного заведения. Но я заметила – а замечать подобное было моим любимым умением – как уголок его рта дрогнул, предательски выдав крошечную уступку.
– Ну и что ты собираешься делать? – усмехнулся он, наконец оторвавшись от бумаг. Перо с лёгким щелчком упало на стол. – Я никуда не иду. И продолжаю работать.
О, это было именно то, чего я ждала.
Не говоря ни слова, я медленно, словно разматывая древний свиток с запретными заклинаниями, освободила его галстук. Шёлковая ткань соскользнула с шеи, как змея, сбрасывающая кожу, и безжизненно повисла у меня в пальцах. Затем – пуговицы. Одна. Две. Три. Мои ногти оставили на его коже лёгкие розовые дорожки – невидимые метки, знакомые только нам двоим.