Перекрёстки детства - стр. 52

«Никогда не позволяйте своим друзьям садиться на неподкованную лошадь»

Бен Джойс-Айртон. «Коневодство в Австралии»

Как раз, именно тем летом, деду пришло письмо из города Лозового, от его сестры Марии, где она сообщала, что наконец-то, отложив все дела, собралась навестить его. Мария уехала в тот южный городишко сразу после учёбы, вышла там замуж и родила дочь. Все эти десятилетия они с дедом поддерживали вяло текущую переписку, и вот теперь, когда старший брат пригласил её в гости на пару недель, Мария, понимая, что они более могут уже и не увидеться, это приглашение приняла. Проведать нас она решила не одна, вместе с ней с должна была приехать и её внучка, тринадцатилетняя Лена. Дочь Марии, Галина, у себя в Лозовом вышла замуж за какого-то азиата, поэтому Лена носила странно звучавшую для наших ушей фамилию-Хтоидзе, и отчество Томазовна. (Я потом, как-то в шутку назвал её Камазовной, и с того дня она, свирепо обидевшись, меня просто игнорировала, считая за пустое место).

Первоначально, мы с братом не обратили на это известие никакого внимания-ну приедет какая-то бабушка Маша с внучкой, ну поживут у деда пару недель, что тут такого-то? Мне и вовсе было не до этого, т.к. главной моей проблемой к тому времени был Зяма. А ещё с началом каникул мы неожиданно открыли для себя таинственный чердак бабушкиного дома. Конечно, я и раньше знал о его наличии и даже пытался несколько раз пробраться туда через чулан, по ведущей вверх пыльной деревянной лестнице. Но, попытки мои ни единожды не увенчались успехом, т.к. люк наверх был отлично заколочен, и сколько бы я, находясь дома один, в него не стучал молотком, он не приподнимался ни на сантиметр.

И вдруг, на чердак удалось попасть совершенно неожиданным путём. Дело в том, что к дому примыкали хозяйственные постройки-загон для коровы со стайками для скота. Дед и бабушка достаточно долго держали разную скотину. Помимо крупного рогатого скота водились у них когда-то и куры с петухом, от которых, почему-то, избавились раньше всего, хотя я и успел застать чёрную курицу и рыжего голосистого кочета, редкостного задиру и драчуна, гонявшего меня по всей ограде. Вслед за птицами отделались от быка и коровы, а вот свиньи продержались в хозяйстве дольше всех. Одно время в загоне стояла даже лошадь, но её продали ещё до моего рождения, о ней я знал лишь из рассказов деда.

Летом коров на день отправляли в общее стадо, под надзор пастуха Лёхи Мельника, пятидесятилетнего хромого мужичка, гонявшего по деревне на коне и размахивавшего при этом плетью. Утром Мельник уводил стадо за деревню, в поля, поближе к лесу, а вечером препровождал его обратно. Мы с дедом несколько раз ходили за околицу встречать нашу корову Марту, но, в большинстве случаев, стадо просто входило на улицы деревни, и коровы сами разбредались по домам, останавливаясь и мыча у своих ворот. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как они запоминали, куда им надо идти.

Коров держали многие, в стаде ходило до пятидесяти голов, ведь бурёнка в деревне, это не только молоко, масло и сметана, но и удобрения для огорода. Наша Марта давала вкуснейшее парное молоко, немного сладковатое на вкус, как мне казалось. Бабушка доила Марту вечером, протерев её набухшее вымя, и струи со звоном били в дно блестящего ведра, обдавая белыми брызгами мои шорты, коленки и нашего толстомордого чёрно-белого кота Федю, теревшегося о бабушкины галоши, и вместе со мной наблюдавшего за процессом дойки. Никогда потом я не пил более вкусного молока, чем свойское, свежее и даже ещё тёплое.