Перекрёстки детства - стр. 34

Он любил, пытливо заглядывая с гниловатой улыбкой мне в глаза, прижать мою левую руку к парте, а ногти второй вонзить в её запястье, стараясь проткнуть ими кожу до крови. Делая так, Федоскин немного подавался вправо, стараясь рассмотреть на моём лице отражение той боли, что он старательно и с упоением причинял мне. Понимая это, я изо всех сил пытался усидеть на месте с совершенно непроницаемым видом и, почти всегда мне это удавалось, что приводило упыря в бешенство. Он подкладывал мне кнопки на стул, тыкал меня швейной иглой и противненько улыбался, обнажая жёлтые зубы, когда я, всё-таки, кривился от сильной боли. Однажды терпение моё лопнуло, я схватил увесистый учебник русского языка и треснул гада по голове, сразу же испугавшись этого отчаянного поступка. Федоскин небрежно мотнул головой, стряхнув чёлку на бок, на лице его появилась обычная гаденькая усмешка и он процедил:

– Ну всё! Я тебя урою после уроков!

Но после уроков урыть меня у него не вышло, ибо поджидал он свою жертву у центрального входа, а я, зная это, стрелой промчался по второму этажу к запасному, скатился по лестнице вниз, выскочил в распахнутую дверь на улицу и рванул изо всех сил домой. Стояла весна, на кустах сирени и черёмухи появлялись зелёненькие молодые клейкие листочки, было тепло, а я, с отчаянием от мысли, что завтра опять встречусь с этой тварью, с бешено колотящимся сердцем нёсся по улице.

На следующий день издевательства надо мной продолжились, и не прекращались они до самых летних каникул. А летом Федоскин уехал с родителями в город, и больше я никогда о нём не слышал.

Встретить бы…

«Я здесь. Я там. Я везде. Мяу!»

Кот Шредингера. «Этот чёртов ящик»

Пройдёт много лет, и я, лёжа, на недавно выкрашенном, шероховатом полу, состоящим из узких тёплых скрипучих половиц, в квартире девушки, называемой мною, ещё вчера, своей невестой, ожидая от неё слов, что должны были послужить мне приговором, вспомнил, владевшее мною в один из дней детства, похожее чувство отчаяния, когда мать угрожающе стояла рядом с палкой в руке. Стоял такой же зовущий к себе весенний день с разлитым над головой глубоким и недоступным небом, бесконечным и вызывающим ничем не объяснимую тоску.

В тот жаркий майский субботний день я вернулся из школы, не застав никого дома. Квартира наша, размещавшаяся в большом, бревенчатом, дореволюционной постройки здании, принадлежащем некогда упитанному деревенскому священнику, и разделённом, позже, на четыре отдельных помещения, оказалась закрыта на металлический висячий замок. Тонкий плоский ключ от него, хранимый, обычно под цветным пластиковым ковриком у порога, мама в этот раз почему-то не оставила в привычном месте, а прихватила с собою на кладбище, куда она, бабушки и дед отправились в связи с днём рождения отца. Бросив на огороженную синими перилами веранду свой коричневый портфель с дневником, тремя учебниками, тетрадками, и с выведенным на боку примером «2+1=?», я, обшарив в поисках ключа все углы, и испачкав при этом пылью синий школьный костюм и брюки, отряхнулся и уселся, так ничего и не найдя, на крыльцо, прикидывая, чем ещё получится открыть этот чёртов замок. Конечно, лучше было бы просто, посиживая на крылечке, дождаться матери, или сходить куда-нибудь погулять, но свербящее в одном месте желание отпереть замок самому, да ещё без ключа, продемонстрировав окружающим свою смекалку, не оставило мне никаких шансов на разумные действия. Логически рассудив, я заключил, что, если ключ имеет плоскую продолговатую форму, то его вполне можно заменить чем-нибудь похожим. Порыскав в двух дровяниках, в одном из которых хранились вёдра, лопаты, грабли, окучники и прочий невероятно скучный инвентарь, и не найдя там ничего металлического, подходящего по форме, я отодрал от забора длинную не очень широкую щепку, придал ей примерный размер ключа, и попробовал запихать в замок. Вначале щепка оказалась немного толстовата, но после непродолжительной возни, я всё-таки смог протолкнуть деревяшку в отверстие. Радостно дрожа от волнения, я считал, что уже нахожусь на полпути к успеху. И лишь после того, как щепка, когда я попытался её провернуть, как ключ, чуть слышно хрустнув, обломилась, и застряла в замке, мне стало ясно, что, если срочно не исправить содеянного, то я сегодня опять не хило получу. Найденным ржавым гвоздём я стал выцарапать застрявшее в замке дерево, но ничего путного из этого не вышло. Мне лишь удалось немного размочалить верхушку щепы, ни о каком «вытащить» не могло и речи идти. В отчаянии я метался по двору, стремясь сообразить, что ещё-то можно предпринять, но возвращение родных, положило конец моему бессмысленному беганию из одного дровяника в другой. Я мысленное сжался, когда мать, достав из сумочки ключ, поднялась на крыльцо. Само собой, в замок он не пролезал, деревяшка была прекрасно видна, и мать, всё поняв и вооружившись отпавшей от забора рейкой, загнала меня в угол. С тоской глядя в синь неба, и жалея, что не могу улететь, я начал мямлить околесицу про то, что это сделал не я, а совсем другой человек, и зовут его-Олежка Меженин.