Перекрёстки детства - стр. 26
– Открывайте, Васю застрелили!
Бабушка что-то закричала, кинувшись в свою комнатку, а, вскочивший с постели дед, даже не накинув на майку куртки, бросился открывать ворота.
Вошедший человек не проходил в большую комнату, где лежали я и Владлен, а торопясь и сбиваясь, ещё раз, без подробностей, видимо не зная их, повторил уже сказанное. Бабушка громко завыла, собираясь все забегали, засуетились, уронив со стола на пол глухо звякнувшую о половицы чайную ложку. Оставив нас с бабой Аней, все убежали в ночь. Вернулись они лишь под утро, когда я уже крепко спал и не проснулся даже от их рыдающих голосов.
Утром заплаканная бабушка увела меня в детский сад. Совершенно не понимая всей трагичности происшествия, но уже будучи в курсе случившегося, я, войдя в группу, громко объявил во всеуслышание:
– А у меня папу убили!
Наша нянечка, тётя Ага, тихонько вскрикнула и прикрыла рот ладонью, а на меня в течение дня все смотрели с плохо скрываемым сочувствием, будто на неизлечимо больного.
И только много лет спустя я узнал не лживую официальную версию трагедии, а то, что случилось на самом деле. А случилось в ту ночь вот что. Отец с напарником, чей сын впоследствии станет моим одноклассником, заступил на дежурство, хотя и не обязан был этого делать. Около одиннадцати ночи в отделение ввалился приехавший с юбилея, пьяный Ванька Равёнок, проработавший в милиции вместе с женой около 10 лет. Он начал требовать ключи от машины, дабы развести по домам компанию, ожидавшую его на квартире у начальника милиции. При этом, ключи от дежурной машины находились у Степанцева, бывшего водителем, а отец, как старший смены, сославшись на то, что вызов может поступить в любой момент, а сам Равёнок нажрался и не контролирует себя, отказался их выдать. За этим ожидаемо последовали крики, ругань, угрозы, споры, но переубедить отца Равёнок не смог. Люди, шедшие с последнего киносеанса, видели в открытые ворота отделения милиции, как во дворе боролись, катаясь по земле, два человека, и слышали пьяный крик Равёнка: «Ну, я убью тебя!» И, вернувшись в дежурку, дядя Ваня Равёнок, женатый на сестре бабушки, подойдя к столу, выдвинул незапертый ящик, достал оттуда пистолет и выстрелил, едва успевшему сесть за стол отцу, в висок, сверху вниз, так, что пуля, пробив голову, попала в рабочий стол, пропахав в нём борозду. Дабы не оставлять свидетелей, дядя Ваня вторым выстрелом уложил напарника отца, Степанцева, почти успевшего добежать до дверей. После всего совершённого, он спокойно протёр рукоятку пистолета от отпечатков, и положил оружие на стол.
Официально дело было представлено, и расследовалось, как убийство и самоубийство. По его материалам, отец сначала немотивированно застрелил своего напарника, а затем выстрелил себе в голову и, протерев пистолет, опустил его на стол. Однако, свести концы воедино оказалось сложновато, и в этой ситуации все ожидали, какую позицию займут родители отца, мои бабушка и дедушка. Неизвестно чем бы всё закончилось, начни они писать, звонить и ездить в вышестоящие инстанции. На местном же уровне всё решили по-тихому замять, пытаясь избежать слишком сильного резонанса. Жена дяди Вани, трудившаяся в паспортном столе, утром обежала близлежащие дома и сняла, не имея никакого права это делать, показания с жителей о том, что они, якобы, видели, как Равёнок на момент совершения преступления курил на улице. А дядя Ваня, не церемонясь особо, начал угрожать деду, обещая, что не оставит в живых детей, то есть, меня и брата, сожжёт их дом, и нас никто не спасёт. В общем, бабушка и дед решили помалкивать. Так всё и замяли. Всё, кроме памяти.