Перекрёстки детства - стр. 11
Зимой в городе не нужно каждый день по часу-полтора чистить двор от выпавшего за ночь снега, вывозя его за ворота, к дороге, в плетёном коробке на деревянных санках; не требуется колоть берёзовые дрова, частенько с проклятиями вытаскивая из полена застрявший у сучка топор. На все подобные хозяйственные дела уходит масса времени. Вот и получается, что при необходимости заниматься музыкой в день, хотя бы, минимум, по три часа, времени на подобные упражнения абсолютно не имеется. Ведь, кроме всего вышеперечисленного, в учебный период весь вечер приходится просиживать за домашним заданием. К тому же, такие бесполезные в хозяйстве занятия, считаются в деревне прихотью и баловством, лишь отнимающими драгоценные часы.
Совершенно другое дело-умение играть на баяне, аккордеоне или гармошке-трёхрядке. Оно всегда пользовалось спросом и уважением, ибо «какая свадьба без баяна», а также дни рождения, похороны, юбилеи, праздники и прочие посиделки. Гармониста-баяниста уважали, поили допьяна и кормили досыта. Как говаривал мой дед Николай, известный у нас в деревне гармонист, имевший несколько уникальных, в своём роде гармоней, лежащих у него в доме на шкафах в специальных футлярах, постоянно приглашаемый на такие вот мероприятия, или приглашавший гостей к себе, если его спрашивали, будет ли он кушать: «У меня аппетит, пока пуговка не отлетит! Так что, давай, хозяйка, бери побольше, клади поближе! Рюмку? Не, я из стакана привык!» В самом деле, он и так-то был не худым, имея приличное брюшко, нависающее над брючным ремнём, а после застолья, благодаря выпитому и съеденному, иногда с трудом поднимался со стула.
Дед Николай подарил как-то на день рождения кому-то из нас, я сейчас и не упомню, кому именно, мне или брату, стильный, небольшой, блестевший белыми и чёрными гладкими клавишами и кнопками, аккордеончик в кожаном, пахнущем клеем, футляре. Ах, как жаль, что инструмент так и пролежал в шифоньере, среди одеял, подушек и матрацев, бо́льшую часть времени.
А ведь научиться играть на нём было вполне реально. Братец мой, Владлен, учась в пятом классе посещал в Доме Пионеров кружок баянистов, где в то время преподавал мастер своего дела, виртуоз, дядя Витя Салышев. Происходило это ещё до того, как дядя Витя спьяну подпалил у себя в огороде баньку, за что и отправился на небольшой срок в места не столь отдалённые. Он тогда уже разменял сороковник и, будучи женат, воспитывал дочь Лену, на пару лет старше меня, девчонку достаточно вредную и отчаянную, сорви голову, как говорят про таких. Одновременно с преподаванием в Доме Пионеров, он руководил русским народным хором, состоящим из пенсионерок и пенсионеров, и принимавшим участие от местного дома культуры в конкурсах районного масштаба.
В том хоре пела бабушка Аня, имевшая на улице Почтовской свой домик, но после гибели нашего отца, жившая, в основном, с нами, и помогавшая маме воспитывать малолетних бандитов, то и дело норовящих что-нибудь сжечь, сломать или утопить в бочке с дождевой водой. Почти весь репертуар хора за десяток лет бабушка Анна хранила в старинной не разлинованной синей тетрадке, но разобрать, что там написано, могла лишь она сама. Почерк её, не просто ужасный, а совершенно неразборчивый, напоминал буквы одного ей известного алфавита. Дело объяснялось тем, что она так и не научилась нормально писать, закончив, кажется, всего 3 класса. Время стояло такое, что было не до учёбы-сначала революция, потом гражданская война. Детей у неё в живых не осталось. Единственный сын умер ребёнком то ли от дифтерита, то ли от скарлатины, то ли от тифа, я уже, сейчас, и не помню точно от чего. Первый муж бабушки Анны уже несколько лет, как погиб, о чём речь пойдёт несколько позднее, и она вышла замуж второй раз за седобородого, молчаливого и угрюмого крепкого кержака, не гнушавшегося выпить водочки во время семейных застолий и часто, поэтому, ходившего с красным, как спелое яблоко, лицом. Имя его не сохранилось в моей памяти, умер он в начале 80-х, и что характерно, я не припомню, чтобы бабуля посещала его могилу. Нет, может быть, она и бывала на ней, наверняка, даже, но мне это, почему-то не запомнилось.