Пепел заговора - стр. 3
Её лицо – овал совершенных пропорций, словно выточенный искусными руками скульптора, поклоняющегося богине Хатхор. Главным украшением Исидоры были глаза – большие, миндалевидные, цвета янтаря, с золотистыми искорками, которые вспыхивали при каждом движении. В них читалась глубина – то ли от сокровенных мыслей, то ли от слишком рано познанной грусти.
У неё был изящный нос, придававший лицу благородную четкость. И естественно алые чувственные губы, будто налитые соком спелых гранатов, что росли в дворцовых садах. Кожа – оттенка теплого меда, гладкая, будто полированная слоновая кость, с легким румянцем на высоких скулах.
Наряд Исидоры был воплощением царственного изящества. Калазирис – узкое платье из тончайшего белого льна, сотканного в Мемфисе, облегало стройную фигуру, подчеркивая плавные линии тела. По подолу шла вышивка золотыми нитями – стилизованные цветы лотоса, символ Верхнего Египта. Тонкую талию подчёркивал пояс из переплетенных золотых цепочек с вкраплениями лазурита.
На тонких изящных запястьях и выше локтей сверкали золотые обручи с бирюзовыми. А худенькие миниатюрны ступни украшали сандалии из мягчайшей красной кожи, с ремешками, обвивающими лодыжки, будто лозы молодого винограда.
Её волосы были заплетены в широкую косу, перехваченную золотой лентой. На голове сверкало изящное украшение в виде змеи-урея, чьи глаза из рубинов сверкали в свете факелов.
Шею украшал скромны деревянный амулет с символом Исиды. Казалось, что он оказался здесь случайно, среди богатства и шика царственных нарядов.
Аменемхет смотрел на дочь, и в его обычно непроницаемом взгляде читалось столько тепла, что казалось – даже каменные лики богов на стенах смягчались. Факелы играли в её янтарных глазах, превращая их в два живых солнца. Легкий аромат лотоса и мирры, исходивший от неё, смешивался с запахом кедра, которым был пропитан тронный зал.
«Моя маленькая царевна… Выросла», – подумал он, чувствуя, как сердце, закаленное в битвах и дворцовых интригах, наполняется чистой, безграничной любовью.
Фараон медленно поднялся с трона, и его тень, удлинённая трепещущим светом факелов, легла на пол, словно крыло ночной птицы. Он приблизился к дочери.
– Исидора, дитя моё, – начал он, и его голос, обычно твёрдый, как гранитные плиты храмов, звучал непривычно мягко, – Солнце уже много раз взошло над Нилом с тех пор, как ты была маленькой девочкой, бегавшей по этим залам. Теперь ты – цветок, расцветший под покровительством великих Хатхор и Исиды. И как отец, как фараон… я должен отпустить тебя в новую жизнь.
Он провёл рукой по её щеке, и его пальцы, привыкшие сжимать рукоять меча, сейчас касались её кожи с нежностью, с какой жрецы обращаются со священными свитками.
– У меня есть несколько достойных мужей для тебя. Но сердце моё склоняется к Камосу. Он – моя кровь, сын мой, хоть и рождённый не царицей. Этот союз укрепит нашу династию, как крепки камни в основании пирамиды.
Исидора стояла неподвижно, её пальцы лишь чуть сжали складки платья. Внешне – спокойствие, достойное дочери фараона. Но в глубине её янтарных глаз бушевала буря.
Хефрен… – пронеслось в её мыслях, как ветер по пустыне.
– Но окончательное решение я объявлю на празднике Хатхор, – продолжал фараон, – Через пять дней, чтобы богиня любви и судьбы благословила мой выбор. До того времени я буду советоваться с оракулами и жрецами.