Пепел и песок - стр. 6
– Эй! – Вазген поднимает руку. – Себя не бережешь! Почему на такой развалине едешь?
– Привязался к нему.
– Новый купить не можешь? С твоими гонорарами? И лучше мотоцикл купи.
– Не хочу. Мне этот нравится.
– А если убьешься – что я народу показывать буду?
Мы оба останавливаемся перед замершим трамваем. Вазген кивает девочке, которая смеется над ним сквозь заднее стекло, и снова поворачивается ко мне:
– Мне сказали, что ты сценарий уже привез. Сегодня читать буду. Кстати, есть идея. У меня сын младший все просит. Что-нибудь про компьютерный вирус. Про хакеров. Такое – пострашнее. А?
– Это уже из прошлой жизни. Кому сейчас такое надо?
– Мне надо! Моей семье надо, да? Ты придумай так, чтоб вирус всюду проникал, в мозг проникал…
– Такого не бывает! Никто не поверит.
– А ты так напиши, чтоб поверили. Ты можешь! Ты этот, как его – пассионарий! Гумилева читал? Льва, а?
Трамвай двигается вперед, и Вазген опускает темные очки. Он меня не слышит. И уже не видит.
И я уже о нем не помню. Я помню о будущем.
Слушай мое пророчество, верный Бенки!
Через двести шестьдесят семь лет на месте трамвайной линии будет полноводный канал, соединяющий Пост-Балтийское и Бакинское море. По каналу заскользят герметичные титановые ладьи с последней нефтью. По берегам зашелестят заросли базедовой травы и пекинского борщевника.
Гумилева читал, а?
5
На Мясницкой улице, в подвальном ресторане «Ефимыч», интеллигентском дымном чертоге, меня ждет мой столик в красном углу. Где я молюсь.
Здесь теперь почти пустынно, не так как в дни Депрессии. Сейчас все принялись хлопотать. Горячая нефть побежала по венам.
Официант хихикает:
– Просите, я все спросить хочу – зачем вы утопили ее?
– Кого?
– Героиню из сериала.
– Какого сериала?
– «Девушка без имени»
– Вы вспомнили! Это когда было! Я уж и сам не помню половину.
– А я все ваши сериалы наизусть знаю… У меня все диски дома есть. Но вы всегда с девушками жестоко обращаетесь почему-то.
– Не только с девушками. Мне никого не жалко.
– Я понимаю, – официант вздыхает и салфетки в стакане колышутся. – Это кино. Не жизнь.
– Что ты сказал? – Мой голос покрывает табачный гул. – Как же ты бесишь! Бесишь!
Официант уже не улыбается. Он потеет и пахнет полынным пивом.
Все посетители клуба перестают дышать и смотрят на меня. Молодцы! Внимание! Теперь в качестве аперитива я покажу вам маленький номер – как меня учила моя дорогая Ами.
– Я не хотел… – шепчет официант. – Не хотел вас бесить.
– Запомни: все, что я пишу, – и есть жизнь. Я создаю этот мир. Я – демиург.
– Кто?
– Бог в пальто!
В зале раздаются аплодисменты.
Я еще не выпил, чтобы встать и поклониться. Пусть любят меня таким, на троне.
Но я успеваю заметить губы девушки, что сидит у стены, расписанной тенями. Губы без улыбки. Девушка! Оставаться на месте. Губы подкрасить. Я люблю ярко накрашенные губы. Готовьтесь к экзекуции за то, что не улыбаетесь во время моего эффектного номера.
– А теперь, – я понижаю голос, – неси мне водки. Водки!
– Как обычно? – спрашивает официант. – Да-да, я понял. Понял. А сыр?
– Тссс! Сыр – это мой бог, его нельзя упоминать всуе.
Официант делает два жеста игрушечного дирижера и убегает за кулисы.
Да. Сейчас я буду напиваться. Но вы не услышите названия водки. Марк молчит про марки. Никакого product placement почем зря. Всякое слово из уст Марка – святое. И очень дорого стоит.