Размер шрифта
-
+

Пенсионер А.С. Петров вернулся в СССР, чтобы предупредить тов. Сталина - стр. 10

Хлоп! – полковника вытянули в коридор.

Васька наблюдал за сценой из угла купе: уши прижаты, глаза как раскалённые медяки. Он понимал, что лишился единственных человеческих союзников. Полковника скорее всего увезут в пересыльную тюрьму и до Москвы он не доедет: этапы идут вглубь страны.

Змеиный узел совпадений жёстко затягивался. В те дни МГБ загоняло «врачей-отравителей», ссылаясь на письмо-донос кардиолога Тимашук. Персонал транспортных отделов получил приказ выбивать признания «на месте», если подозреваемый сопротивляется.

Когда Людочку и полковника увели, наступила тишина. Пенсионер пытался понять своё положение и продумать дальнейшие действия. Соображалка работала туго: глубокий пенсионный возраст давал о себе знать, 97 лет как-никак. Тут бы не забыть, что утром делал. Но времени на раскачку не было. Нужно срочно покинуть вагон и искать поезд, идущий на Москву.

Кот осторожно проскользнул в коридор – но ему не повезло. Он тут же наткнулся на проводника  – того самого, который хотел его вышвырнуть из багажного вагона как блохастого безбилетника. Коротышка в форменном кителе держал пачку чая «Букет Грузии» – ходовую валюту вокзалов. Этот чай он получил от сержанта за то, что донёс на полковника.

– Попался, блохастый! Твоих забрали? Теперь я твой кормилец. – прошипел он, схватив кота за шкирку. – Пока власти ищут шпионов, я тебя уже нашёл, и приговор тебе будет один – в чан, чтобы твоим жирком разбавить хозяйственное мыло!  Один кот равен бруску мыла 72%, а из тебя два сделают, ты жирный!

Слух о «мыле из собачьего или кошачьего сала» гулял давно – одни считали его бредом, другие клялись, что артели действительно ловили бездомных животных ради технического жира. В военном и послевоенном ГОСТе разрешалось любое животное сырьё, если выдерживался процент жирных кислот. Ходили даже слухи о мыле из «нечистого сырья» – из человеческих трупов бездомных. Но в реальности для производства мыла преимущественно использовался не собачий и кошачий, а говяжий и свиной жир. Артели техсырья заводили новые планы по сбору животного жира – жировая база после войны была истощена.

Проводник вытащил из-за пояса мешок, ловко запихнул в него кота и поспешил к багажным платформам, где на морозе курили двое заготовителей в цигейковых ушанках – живодёры артели «Вторсырьё».

– Сгодится? Сало хоть ковшом черпай – сказал проводник, вытащив кота из мешка за шкирку.

Один кивнул:

– Шкуру – на шапку, жир – в котёл.

– Порубим, ошпарим, котлет пожарим, – добавил второй, не вынимая папиросу.

– И не мяукнет, – подытожил проводник.

Мешок с котом швырнули в кузов крытого грузовика – облезлого ЗИС 5, старой «трёхтонки», масс героя войны. Машину звали «блоховозкой»: в ней свозили отловленных животных к бойне. Глухо звякнули жестяные двери. В темноте кот Петров пытался дышать неглубоко, чтобы не тратить воздух – вспоминал, как в госпитале пахло хлоркой и спиртом.

Тормоза скрипнули, машина свернула с главного проспекта в обледенелый проулок, где кормили бродяг кашей и водили детдомовцев на принудительные работы – борьба с бродяжничеством в эти годы приобрела форму тотального вылова «лишних ртов». За складами станции высилась низкая кирпичная постройка: воняла щёлоком.

«Вот и вся моя жизнь пенсионера, – подумал А.С. Петров. – Кончится в чане с карболкой».

Страница 10