Пекинский узел - стр. 58

– Божественное в женщине требует возвышенного отношения к ней. И коль уж вы заговорили о грехе, то я позволю себе сказать так: грех разлучать сердца, рожденные друг другу на радость. – Сказал он это таким тоном, что не было никакого повода сомневаться в его искренности.

Николай благодарно посмотрел на него. Оказывается, драгоман посольства очень чуткий человек. Он и раньше отмечал, что Александр Алексеевич Татаринов разумен, хорошо воспитан, не любит поспешности в суждениях и опрометчивых действий, а со временем понял, что он к тому же ещё тонкий психолог и верный товарищ. Радушный, искренний, надёжный, не раз помогавший Игнатьеву правильно вести переговоры. Это он внушил ему мысль, что не надо бояться быть откровенным. Правда в том, что никто правды не знает. Все ориентированы на правдоподобие. «Мы чаще геройствуем наедине с собой, нежели за столом переговоров. Мы помним, что в нашей недосказанности успех, но при этом забываем, что в нашей ясности – наш подвиг. И потом, – любил повторять Татаринов, – как мы увидим, что впереди, если станем смотреть в сторону?» Успех того, кто знает должное, непреходящ. Честность – это смелость.

– В основе людских отношений, – сварливо вступая в полемику с поэтически настроенным переводчиком посольства, продолжал витийствовать секретарь Вульф, – лежат низменные инстинкты, и никакой, как вы изволили заметить, поэзии чувств. Влечение полов играет далеко не последнюю роль. – Он заметил, что молодые китаянки, попадавшиеся им навстречу, бросают на них откровенные взоры, и обратил внимание драгомана на стайку девушек и иностранных моряков, весело болтавших в беседке, увитой плющом. Оттуда доносился женский сдавленный смешок и жеребячий гогот ухажеров: – Вы знаете, что их сейчас заботит?

Татаринов улыбнулся.

– Если перевести их диалоги, то я должен сразу предупредить вас, что они невероятно пикантны.

– Да-с! – радостно воскликнул Вульф. – Жизнь подтверждает мою правоту. Влечение полов и жажда обладания – вот тайная пружина самых утончённых чувств.

– Хорошенькие женщины могут позволить себе вольности, – миролюбиво заметил Баллюзек и тут же высказал мысль, что девушки смешливы по природе. – Им ещё придёт время печалиться: заботиться о детях. Природой предусмотрено, что каждая женщина должна родить как минимум десятерых детей. Трёх дочерей и семь сыновей.

– Согласен, – ответил Татаринов, не напоминая Вульфу о том, что сам же познакомил секретаря посольства с одним из древних китайских постулатов, посвящённых медицине.

– Почему сыновей больше? – спросил прапорщик Шимкович, время от времени оглядываясь на хихикающих девиц.

– Да потому, что мальчики не приспособлены к жизни, – тоном посвященного ответил Вульф.

– Часто гибнут на войне, – предположил Игнатьев.

– Да и сердца у них слабее, чем у женщин, – добавил Татаринов.

– Это ещё и оттого, что барышням плевать на чувство, их волнует обеспеченность замужества, – презрительно добавил секретарь.

– Чересчур общо, – нахмурился Николай, решивший поддержать беседу, чтобы не выглядеть надменным. – Несть числа примерам женской жертвенной любви.

– В морской воде тоже есть золото, да сколько её надо выпарить, чтобы на дне хоть малая крупиночка блеснула, – отозвался Вульф. – Наша беда в том, что, желая обладать женщиной, любимой, разумеется, любимой, – поспешил он уточнить, – мы соглашаемся на всё: отказываемся от себя. И это грех. Вот я о чем хотел сказать, только об этом.