Пекинский узел - стр. 13
Пробудившись, он долго смотрел в потолок и не мог стряхнуться с себя печальный морок. Девушку, приснившуюся ему, он раньше никогда не видел, ничего о ней не слышал, но в то же время не мог избавиться от ощущения, что знает о ней все.
Сон прошел, а горечь расставания осталась. Будь его воля, он бы не проснулся и не разлучился с той, которая умеет так смотреть.
Нехотя одевшись и выехав из Урги, где он ночевал в доме местного правителя, Игнатьев был мрачен, подавлен и пришел к мысли, что жизнью правит скука: настоящее уныло и однообразно.
Снедаемый тоской и непонятно откуда взявшейся ломотой в теле, он решил развеяться, проехаться верхом, вспомнить гусарскую юность.
Предложив хорунжему занять его место в коляске, он взялся за переднюю луку и легко очутился в седле чурилинского коня. Нетерпеливо перебиравший ногами и картинно выгибавший шею чистокровный дончак норовисто встал на дыбы – дал «свечку». Трехлетний жеребец так и кипел жизненной силой. Николай прижал его шпорами и опытной рукой кавалериста пустил легким аллюром. За ним гикнули, помчались Шарпанов с Курихиным – охрана.
Скакун легко, уверенно копытил тракт, как будто знал, что нужно седоку, и не давал настичь себя и обогнать. Он был великолепен.
Николай пригнулся к его шее и через полчаса лихой, весёлой скачки с радостью почувствовал, что от сердца отлегло; грустные мысли развеялись, и он задорно рассмеялся: «Хорошо!» Как некогда на полковых учениях в Красном Селе в присутствии государя.
Осадив жеребца и подождав отставших казаков, он пересел в коляску и заговорил с Татариновым о Китае.
– Как я понял, на политику пекинского руководства в данное время кто-то оказывает мощное давление. Я уверен, что здесь нельзя исключать влияние Англии. Англия – это та баба, которая поцелует пса, но выпорет ребенка. – Лошади бежали ходко, рессоры пружинили, думалось вольно. – Я бы сейчас многое дал за то, чтобы приподнять завесу времени.
– К сожалению, – ответил драгоман, – завесу времени никто не приоткроет. Всё надо прожить, испытать самому. – Он помолчал и добавил: – Всё пережить.
– Меня всерьёз заботит мой статус, – признался Игнатьев. – Я не имею должных полномочий.
– Я тоже думаю об этом. Пока вы не будете иметь официальной бумаги, подтверждающей ваш дипломатический статус, рассчитывать на благосклонность господина Су Шуня не приходится.
– Он председатель Трибунала внешних сношений?
Татаринов усмехнулся:
– И Трибунала тоже.
– Влиятельная фигура?
– Чрезвычайно. Председатель всего и вся. Но прежде всего он кошелек богдыхана, золотой запас Китая.
– Министр финансов?
– Налогов.
– Понятно.
– Когда я был в Тяньцзине с Путятиным, – прикрыл рот ладонью драгоман, – простите, не выспался: клопы кусали, китайские чиновники на все лады расхваливали господина Су Шуня, восхищаясь его беспримерной мудростью. – Он тряхнул головой, как бы приходя в себя, и опустил руку. – Расхваливали с видимым наслаждением. Мне повсюду рассказывали о глубине его государственных воззрений, судачили о его причудах…
– Их у него много? – интересуясь слабостями своего вероятного оппонента, спросил Николай и почувствовал тряску: свернули на каменистую дорогу.
– Немного, – ответил Александр Алексеевич. – Он любит посещать тюрьму, следит за исполнением режима, разводит золотых рыбок и неравнодушен к молоденьким девушкам.