Павел l. Драмы любви и трагедия царствования - стр. 6
Портрет цесаревича Петра Фёдоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны. Художник Г. Гроот
Многое открывает в тайне рождения наследника то, что рассказала Екатерина в своих записках:
«Между тем Чоглокова, вечно занятая своими излюбленными заботами о престолонаследии, однажды отвела меня в сторону и сказала:
– Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьёзно.
Я, понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием о привязанности своей к мужу, о своём благоразумии, о том, что нужно и чего не нужно для взаимной любви и для облегчения или отягощения уз супруга или супруги, а затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правила.
Я дала ей высказать всё, что она хотела, не прерывая, и вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумлённая, и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала:
– Вы увидите, как я люблю своё Отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: представляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то последний.
На что я воскликнула:
– Нет, нет, отнюдь нет.
Тогда она мне сказала:
– Ну, если это не он, так другой, наверно.
На это я не возразила ни слова, и она продолжала:
– Вы увидите, что помехой вам буду не я.
Я притворилась наивной настолько, что она меня много раз бранила за это как в городе, так и в деревне, куда мы отправились после Пасхи».
То есть были предложены Нарышкин и Салтыков. Оба представители древних и знатных родов, опять-таки восходящих к Рюриковичам.
Случайность? Не думаю. Императрица Елизавета Петровна знала, что делает, или её деяния просто оказывались в русле Божьего Промысла по возвращению, пусть тайному, династии Рюриковичей, сплотивших и сделавших могучей державу Российскую.
И вот около полудня 20 октября 1854 года великая княгиня Екатерина Алексеевна родила мальчика.
«Как только его спеленали, – отметила она в своих «Записках…», – Императрица ввела своего духовника, который дал ребёнку имя Павла, после чего Императрица велела акушерке взять ребёнка и следовать за ней».
Здесь явно проявилось желание Елизаветы Петровны забрать под своё крыло и свою опеку того, кого она определила в свои преемники. Императрица была хорошо осведомлена о выходках великого князя, который в те дни пил беспробудно и лишь однажды заглянул к супруге, справился о здоровье и тут же удалился, заявив, что «не имеет времени оставаться».
Уж кто-кто, а он-то отлично понимал, что не имеет ни малейшего отношения к новорожденному. Екатерина в своих «Записках…» упомянула о реакции со стороны Петра Фёдоровича на рождение детей, именно детей, потому что позднее у неё родилась дочь, названная Елизаветой Петровной Анной, в честь двоюродной сестры Анны Иоанновны. Так вот великий князь заявил однажды:
«Бог знает, откуда моя жена берёт свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребёнок и должен ли я его принять на свой счёт».
«Лев Нарышкин прибежал ко мне, – писала Екатерина, – и передал мне эти слова прямо в пылу. Я, понятно, испугалась таких речей и сказала ему:
«Вы все ветреники; потребуйте от него клятвы, что он не спал со своею женою, и скажите, что если он даст эту клятву, то вы сообщите об этом Александру Шувалову, как великому инквизитору Империи».