Паулина. Морские рассказы - стр. 18
– Ну, слава богу. Хоть тут всё работает нормально, – но я, всё равно, чутко прислушивался ко всему происходящему
Сплюнул через левое плечо, постучал по деревяшке и пошёл делать обход работающих механизмов, ощупывая и прослушивая каждый из них.
Через 30—40 минут опять позвонил капитан:
– Ну, все! Лоцмана сдали! – радостно сообщил он, – Давайте начинать вводить главный двигатель в режим полного хода.
Перед этим Олег мне рассказывал, что тут был один румынский капитан, который ногой управлял главным двигателем и из-за этого форсунки от резкой нагрузки, то есть от резкой подачи топлива, не выдерживали и лопались.
На двигателе была специальная система отвода протечного топлива, которая сигнализировала, что если какая-то из этих 12 форсунок лопнула, то об этом выходил специальный сигнал. Приходилось потом искать, какая именно это была форсунка. Но компьютер определял, какая именно, и её было не так-то трудно и найти.
Для того чтобы поменять повреждённую форсунку, надо было остановить двигатель. Форсунки так неудобно были установлены на двигателе, что замена повреждённой форсунки могла занять час или полтора. Намного позже, когда мы уже приобрели опыт по замене форсунок, мы укладывались и в час, но первую форсунку мы с Серегой меняли часа два.
После распоряжения капитана о вводе двигателя в режим, он сам с мостика потихоньку увеличивал нагрузку до полного хода. Тем временем как я постепенно снимал ручное ограничение нагрузки. Когда нагрузка достигла 90 процентов, он вновь позвонил в ЦПУ и поинтересовался о состоянии главного двигателя и режиме его работы. Когда я ему подтвердил, что всё в порядке, то он отпустил нас из машины. Я отпустил Мишу и Львовича из ЦПУ, а сам ещё раз спустился в машину, обошёл и вновь прослушал все механизмы. Вновь поднялся в ЦПУ, переключил аварийную сигнализацию себе на каюту и тоже пошёл на выход.
Опять прошёл весь длинный коридор, который уже был полностью освещён, а двери и лазы в трюм были задраены.
Вышел на палубу. Осмотрелся. Глубоко вдохнул тёплый, чуть влажный морской воздух. На горизонте с правого борта ещё виднелась земля. Судно шло на юг – в Аргентину.
После разрешения, полученного у капитана, я вышел на палубу. Опять прошёл этот длиннющий коридор и по крутым трапам поднялся на главную палубу.
«Паулина» шла в балласте. Погода была спокойная. Атлантический океан нас баловал. На календаре была зима, а здесь, в Южном полушарии – лето, тепло, солнышко. На палубе было не жарко, но и не холодно. Была нормальная, приемлемая, европейская температура. В машинном отделении тоже было не жарко, поэтому все вентиляторы для работы главного двигателя мы не включали. Они были расположены в корме судна, и их вой был едва слышен здесь у надстройки.
На всех предыдущих судах, чтобы уйти от постоянного шума работающих механизмов, я каждый вечер ходил вечерами на бак. Где часа по два гулял. Всегда так хотелось тишины. С моей профессией судового механика – всегда не хватало тишины. Везде и всегда ощущалась вибрация механизмов и рокот, и шум их работы. А здесь и не надо было никуда ходить. Сама надстройка уже находилась на баке. Для меня это было непривычно. Но, ничего! Человек привыкает ко всему.
Впервые дефицит тишины я ощутил ещё на ледоколе «Адмирал Макаров». Тогда я был двадцатишестилетним третьим механиком. И мне по многу часов приходилось находиться в машинном отделении среди работающих главных дизелей.