Паучиха. Личное дело майора Самоваровой - стр. 36
…Он был немым.
Здоровенный таджик, похожий на старого ребенка, уже пять лет помогал ей по хозяйству.
Он был настолько сутул, что временами казалось, будто у него на спине вот-вот прорастет внушительный горб.
Кожа на морщинистом лице периодически покрывалась фурункулами, а в перепады погоды он мучился сильнейшими головными болями.
Он не пил, не курил, свинину не ел, но и намаз не читал.
Несмотря на то, что ему вряд ли было больше пятидесяти, выглядел он как человек, мучительно доживающий свои земные годы.
Если его что-то радовало – а это были совсем простые вещи: пирожное или новая дрель, – его угольно-черные, обычно смотревшие в землю глаза, зажигались детской радостью.
Она называла его «Жаруа», что в переводе с арабского означало «щенок».
Дикий и озлобленный к людям, он служил ей то с тихим щенячьим восторгом, то с проверенной временем собачьей преданностью.
Когда-то она подобрала его на улице.
Был дождливо-снежный, промозглый мартовский день.
Он сидел на площади у Московского вокзала.
Под ним была насквозь промокшая хлипкая картонка, а возле ног, которые он сложил по-турецки, лежала старая, рваная шапка для милостыни. Ему, чернявому и страшному, никто из проходивших мимо не подавал.
Получив от курьера, прибывшего московским поездом, свою посылку, она вышла из здания вокзала и пошла быстрым шагом, кутая раскрасневшееся от ветра лицо в лисий воротник длинного пальто.
Заметив боковым зрением бродягу, она остановилась и, прежде чем полезть в сумочку за кошельком, попыталась с ним заговорить.
По тому, как упрямо он прятал от нее взгляд, ей показалось, что ему очень стыдно.
Она присела рядом на корточки, стянула с правой руки перчатку и попыталась погладить его по спутанным, похожим на паклю, пропитанную сажей, волосам.
Он, как дикий зверь, уворачивался от ее руки и что-то злобно мычал в ответ.
И ей пришлось применить свою силу.
Внедрившись в поток его мыслей, она прочла в них острейшую боль – физическую и душевную. У него были сломаны два ребра и опущены почки, он не ел уже целых три дня, а далекая возлюбленная давно предала его, выйдя замуж за соседа.
Через несколько минут к ним подошли два упитанных полицейских со злыми обветренными лицами.
Она встала, полезла в сумочку и протянула им паспорт, незаметно сунув в него несколько тысячных купюр.
После того как деньги исчезли в кармане одного из ментов, они, взяв с нее обещание немедленно очистить площадь, отошли в сторонку, а она протянула ему руку, и попрошайка встал, повинуясь ее воле.
Преодолевая отвращение к запаху мочи и старых гнилых тряпок, она посадила его на заднее сиденье своей новой, припаркованной на стоянке вокзала машины.
Приехав в ее дом, отмывшись и наевшись, он проспал целые сутки.
Оказалось, что он умел практически все: чинить, готовить, стирать, убирать, охранять и даже делать массаж головы.
Примерно через месяц он тихо прокрался ночью в ее спальню, сел на краешек кровати и, ласково мыча, начал тереться носом и губами о ее выпростанную из под-одеяла ногу.
Всегда чутко спавшая, она тут же проснулась.
На миг в ней шевельнулось горячее животное желание, но разум немедля взял верх – она больно пнула его ногой и выставила вон из комнаты.
Всю следующую неделю он прятался от нее в своей каморке и выходил оттуда лишь тогда, когда она уезжала по делам в город.