Патрульные Апокалипсиса - стр. 50
– Хватит, Жан-Пьер! – воскликнула Жизель. – Я этого не допущу!
– И Второе бюро этого не допустит, мадам, – сказал Моро. – Вы, несомненно, узнаете об этом в течение дня, так что я вполне могу рассказать вам все сейчас. Три часа тому назад было совершено второе покушение на американца Дру Лэтема.
– О боже!..
– Он в порядке? – спросил, нагнувшись вперед, Виллье.
– Ему везет: он остался жив, Лэтем – человек наблюдательный. Это самое малое, что можно о нем сказать, и он усвоил некоторые негласные правила парижской жизни.
– Простите?
– Нападение было приурочено к началу очень шумных ремонтных работ на улице. В этот ранний час большинство приезжих только ложатся в постель после ночных развлечений, которыми так богат наш город. Особенно те, кто живет в дорогих отелях. Наш друг Лэтем инстинктивно почувствовал что-то неладное. Никакой ремонтной бригады не было, под окном Лэтема стоял всего один рабочий с отбойным молотком. Все произошло, как в одном из ваших фильмов, мсье Виллье, в «Прелюдии к роковому поцелую», если не ошибаюсь, – это один из любимых фильмов моей жены.
– Его не следовало показывать по телевидению, – заметил актер. – Знаете ли вы, кто покушался на жизнь Дру Лэтема?
– Мсье Лэтем убил его.
– При нем были бумаги?
– Нет, ничего, что могло бы установить его личность. Кроме татуировки на правой стороне груди – трех молний, – символа нацистского блицкрига. Лэтем правильно определил их происхождение, но он не знает, что теперь они означают. А мы знаем… Эту татуировку делают только высоко тренированной элитарной группе людей в неонацистской организации. По нашим данным, здесь, в Европе, в Южной Америке и в Соединенных Штатах их всего две сотни. Их называют мейхельмёрден, то есть убийцы, обученные убивать самыми разными способами. Отбирая их, учитывают преданность, физические данные, а главное, желание, даже потребность убивать.
– Психопаты, – закончила Жизель, опираясь на свой адвокатский опыт. – Психопаты, завербованные психопатами.
– Совершенно верно.
– Таких людей без труда находят организации фанатиков или секты, поощряя их врожденную склонность к жестокости.
– Согласен с вами, мадам.
– И вы не рассказали американцам, англичанам или кому бы то ни было об этом – как бы его назвать – батальоне убийц?
– Высшие чины, конечно, информированы. Но кроме них – никто.
– Почему? Почему об этом не знают такие, как Дру Лэтем?
– У нас есть на то основания. Мы опасаемся утечки информации.
– Тогда почему же вы рассказываете это нам?
– Вы французы, и люди знаменитые. А знаменитости – всегда на поверхности. Если произойдет утечка, мы будем знать…
– И?
– Мы взываем к вашему патриотизму.
– Это глупо, если только вы не хотите погубить моего мужа.
– Подожди минутку, Жизель…
– Помолчи, Жан-Пьер, этот человек пришел к нам по какой-то другой причине.
– Что?
– Вы, очевидно, были выдающимся адвокатом, мадам Виллье.
– Ваши прямые вопросы вперемешку с туманными не оставляют сомнений, мсье. Вы запрещаете моему мужу предпринимать определенные шаги, которые, учитывая его талант, как даже я понимаю, не грозят его жизни. Затем делитесь с ним секретной – чрезвычайно секретной информацией, которая может стоить ему карьеры и жизни, если просочится.
– Я прав, – заметил Моро, – вы блестящий адвокат.
– Не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул актер.