Патрициана - стр. 73
— И вам того же!
Велена подошла к Лемере и замерла у неё за спиной, рассматривая причудливый узор цветов.
— Велена, ты не могла бы отпустить мальчика погулять? Или хотя бы разрешить ему сесть? — прозвучал в наступившей тишине голос Норена. Велена подняла глаза на Вайне — тот стоял всё так же неподвижно, опустив глаза к полу.
— Что вы делали? — спросила патрициана, переводя взгляд с одного крылатого на другого, но оба молчали. Велена сдалась. — Ладно, Вайне, иди, погуляй во дворе.
Когда дверь за мальчиком закрылась, Норен, наконец, повернулся к Велене.
— Я пытаюсь понять, — сказал он и замолчал, подбирая слова.
— Он сказал, что у крылатых было три касты, — продолжила Лемера вместо него. — Не помню, как он назвал их. Что-то вроде учёных, художников и мастеров.
— Талах-ар — познающие разумом, талах-ир — познающие сердцем, и талах-ан — познающие руками, — поправил её Норен, — Такими они рождались и от природы были одарены в чём-то одном. Талах-ар... — он сделал неопределённый жест вокруг левой части головы, — развита больше. Но талах-ар слабы телом и сухи в чувствах. Талах-ир — правая сторона. —Он сделал такой же жест справа. — Они создавали прекрасные скульптуры и картины. Я видел кое-что из творений крылатых во дворце вашего императора и во дворце Санта. Талах-ан — нечто среднее. Они сильнее и усидчивее, больше приспособлены делать, чем думать. И вот я пытался понять... этот мальчик… кто он – талах-ир, талах-ар или талах-ан?
— Человек становится тем, кем хочет. Как вы можете считать нас дикарями, если с детства приговариваете своих детей к судьбе, определённой его родом?
— Нет. Принадлежность к касте определяет не род. У крылатых нет рода. — Норен покачал головой, — Боюсь, я не могу объяснить. Ты не крылатая, а я не талах-ар. Это разговор слепого с глухим.
— Хорошо. И что же ты выяснил?
Норен ответил не сразу. Он протянул Велене рисунок, та смотрела на бессмысленное скопление геометрических фигур.
— Что это? — спросила она.
— Я просил его отразить на доске то, о чём я говорю. Это маленькое испытание. А для него — просто игра.
— Видимо, ты говорил что-то про талах-ар и талах-ир, потому что я ничего не понимаю.
Норен встал и, подойдя к камину, подбросил дров.
— В том-то и дело. Я тоже.
Велена опустила дощечку на стол.
— Ты ведь не, как там ты сказал… талах-ар.
— Нет, не талах-ар. Но это очень простые вещи. Меня учили им, потому что в моей работе они могли понадобиться. Вот для таких… детей. Если бы я нашёл диких крылатых, я бы должен был привести их в храм для обучения. Но сначала я должен был бы понять, в какой храм их вести. Так решили талах-ар. Но они мало знали о диких. На самом деле, за несколько сот лет мы видели двух или трёх таких. Они не предусмотрели, что ребёнок, воспитанный, чтобы ублажать господина, вообще не будет талах.
— Как это?
— Он не познаёт, не творит. Его бесполезно учить. Он не идиот, конечно, но для крылатого он очень отстал, и не только в знаниях и умениях… В развитии мышления. Правой или левой части — не важно… В нашем мире он мог бы делать только монотонную, повторяющуюся работу. До конца жизни остаться подмастерьем при талах-ан.
Норен переводил взгляд с одной энтари на другую. Лемера всё ещё смотрела на вышивку, но иголка в её руках больше не двигалась.