Патрициана. Книга вторая - стр. 18
— Как вы себя чувствуете, намэ?
— Спасибо, хорошо.
— Я спрашиваю не только, чтобы поддержать разговор.
Лира подняла бровь и покосилась на Норена.
— Вы на меня не злитесь?
Норен отвернулся к огню.
— Вы первые настоящие крылатые, которых я вижу за девять лет. У меня нет сил злиться на вас.
— Тогда… всё нормально. Только сны. Вам они снятся?
Норен покачал головой.
— Мне снится Амариль. И Помпеи.
— Помпеи?
Норен не отвечал некоторое время, и голос его был таким, будто он давно не пил воды.
— Я участвовал в четырёх битвах за Помпеи. Когда в четвёртый раз энтари выбили нас с укреплений, командование… мастер Инаро… отдал приказ сжечь город дотла и уничтожить всех, кто попытается бежать. Думаю, это был жест отчаяния.
Норен протянул руки к огню, согревая пальцы.
— Вы попали в тюрьму всего лишь за то, что были намэ. Но мои руки всласть напились крови энтари, прежде чем оказались скованы.
— Вы были в тюрьме?
Норен молча кивнул.
— И всё равно… вас мучает вина? — спросила Лира тихо.
Норен рассмеялся.
— Вы снова пытаетесь искать потайные корни моей привязанности к энтари. Нет, меня не мучает вина. Но я изменился. Когда я был в плену, меня держали связанным, так чтобы я не мог пошевелить пальцем. Восемь лет. Они боялись. И когда через восемь лет мой… как это называется? Тюремщик? Позвал меня к себе, он всё ещё думал, что я готов убить любого энтари, которого увижу. Я стоял связанный, и мышцы у меня были как кисель. Я бы и таракана, наверно, не смог раздавить. Но он всё ещё верил, что я опасен. Он, — Норен улыбнулся, — предложил мне убить Велену.
Норен сделал паузу, потирая пальцы.
— Знаете, сейчас это кажется мне смешным. Тогда я и сам верил, что могу только убивать энтари. И вот судьба, направляемая моим тюремщиком, сложилась так, что я оказался в доме Хейд — связанный, конечно. Он думал, что это мелочь. А Велена… вам, наверно, не понять этого, Лира. Она развязала меня и сказала, что я могу уйти. Что бы вы почувствовали, если бы вас вот так вышвырнули из темницы, которая была вам домом восемь лет?
— Страх.
Норен сверкнул глазами.
— Отчасти. Пустоту. Я думал, крылатых больше нет.
Он поёжился.
— Но с тех пор многое изменилось, Лира. Шесть месяцев в Риме это много больше, чем восемь лет под Римом.
— Вы больше не крылатый.
Норен сжал кулаки, и это не ускользнуло от взгляда Лиры.
— А я им был? Вы, талах-ар, творящая знание. Дайнэ — талах-ир, творящий красоту. И когда… если… война закончится, вы будете творить. А что стану делать я?
Лира пожала плечами.
— Я отвечу вам. Когда… или если… мы победим.