Паруса смерти - стр. 31
– Что?! – спросило сразу несколько голосов.
– Они послушались. Тогда я отдаю приказ абордажной команде отправляться на нос, вхожу в кильватерную струю. По тому, как они ведут себя, ясно, что сопротивления не будет. Они даже не потрудились открыть орудийные порты! Тогда я выхожу из кильватерной струи и, держа галион под прицелом орудий левого борта, спускаю две большие шлюпки. В них усаживается абордажная команда. Я приказываю сделать два предупредительных выстрела в настил по верхней палубе. Испанцы, собравшиеся на шкафуте, побросали мушкеты и повалились как попало. Абордажная команда без единого выстрела поднимается на борт. Я прибыл на третьей шлюпке. Испанец, вы не поверите…
– Поверим! – воскликнула мадам Лизеразю.
– …Сам вручил мне свою шпагу. Сам! Но что шпага, для этих свиней главное не шпага, не честь, для них самое главное – денежный ящик. Денежный ящик, вот их сердце! Так вот, господа, этот испанец отдал мне, безропотно и даже с поклонами, ключ от корабельного денежного ящика. Я тут же его отправил к себе на борт. Там было семь тысяч песо.
– А груз? – поинтересовался практичный господин де Левассер.
– Груз? Я осмотрел его, разумеется. Олово в слитках, пять тысяч фунтов, такие серые прямоугольники. Чтобы перегрузить его, нам бы потребовалось полдня. Да и в случае столкновения с судами береговой охраны Эспаньолы нам с такой тяжестью в трюме не скрыться бы.
– Да, как говорят бретонские пастухи, овчинка выделки не стоит, – согласился губернатор.
И тут из задних рядов раздался голос бывшего буканьера:
– Какого, вы говорите, цвета были эти слитки?
Публика недовольно зашевелилась, стараясь разглядеть спрашивающего.
– Что вы сказали? – рассеянно переспросил капитан Шарп. Он считал эту черную чиновничью крысу уже окончательно побежденной на фронте борьбы за сердце прекрасной Женевьевы, поэтому мог позволить себе некоторую рассеянность.
– Я прошу вас сказать, какого цвета были слитки.
Капитан затянулся горьким дымом.
– Серого.
– Они сказали, что это олово?
– Так было указано в сопроводительных бумагах. По-испански я читаю так же неплохо, как и в сердцах людей, – усмехнулся кудрявый ирландец. Он уже понял, что с этим синеглазым негодяем придется сегодня схлестнуться еще раз, и начал настраиваться на повторную победу.
– Думаю, что вы совершили большую глупость, поверив тому, что испанский капитан сказал вам на словах, и тому, что было написано в его бумагах.
Капитан Шарп набрал в грудь побольше воздуха, пытаясь сдержаться. Он еще не решил, каким именно способом истребит этого мерзавца, но мысленно подбирал оскорбления и проклятия, с которых начнет это дело.
Присутствующие оцепенели, отчасти от немыслимой наглости человека в черном, отчасти от того, что пытались представить, в какую именно форму выльется гнев победителя испанцев.
В наступившей тишине слова Жана-Давида прозвучали особенно отчетливо и оскорбительно:
– Они вас обманули. Галион был гружен не оловом, а серебром. Пять тысяч фунтов серебра в слитках! Они просто покрасили их серой краской. Теперь вам понятно, почему испанцы не сопротивлялись? Эти семь тысяч песо, что вы нашли в денежном ящике… – Жан-Давид громко рассмеялся, не закончив речь, заканчивать которую не имело смысла, настолько все было очевидно.
– Вы хотите сказать, месье, не имею чести знать вашего имени…