Паромщик - стр. 50

– Спасибо, что учите меня плавать, – сказала Кэли.

Мы сидели на полотенцах, прислонившись спиной к скалам. Кожа стала липкой от морской соли. Тело испытывало приятную усталость.

– Вообще-то, это я должен тебя благодарить, – сказал я.

– За что?

– Вчера ты спросила, бывает ли мне грустно. Твой вопрос заставил меня задуматься. Ты оказалось права: бывает. Или бывало, – пожав плечами, добавил я.

– Что значит «бывало»?

Это утро настроило меня на откровенность.

– Вчера у меня на работе кое-что произошло. Не стану вдаваться в подробности, история слишком долгая. Но после этого я решил сменить род занятий.

Кэли недоверчиво посмотрела на меня:

– И вы теперь больше не паромщик?

– Нет, какое-то время я еще побуду паромщиком. Это не делается за один день. Но потом сменю род занятий. Можешь что-нибудь посоветовать?

Кэли задумалась.

– Из вас получился бы отличный учитель плавания. Интересно, за это хорошо платят? – (Я усмехнулся.) – Но вы же не пробовали. – (Я вдруг вспомнил, что сказал Элизе: «Почему бы не попробовать себя в преподавании?» Может, подсознательно я имел в виду Кэли и сегодняшний урок.) – Одного не пойму: если работа нагоняла на вас грусть, зачем вы стали паромщиком?

Ну и въедливая девчонка!

– Во-первых, работа не всегда нагоняла на меня грусть. Я помог многим пожилым людям. У меня это хорошо получалось. Кстати, ты знаешь, что такое А-линии?

Кэли прищурилась:

– Какие-то тесты?

– Совершенно верно. На первом курсе их полным-полно. В зависимости от того, как ты с ними справляешься, наставник помогает тебе выбрать работу, в которой ты достигнешь наилучших результатов. Проверяют не столько знания, сколько твое отношение к ним. Наставников интересовало, как я воспринимаю, например, «формы и пространства» или «знаки и семиотику». Должен признаться, воспринимал я их прескверно.

– Если серьезно, я не въезжаю.

– Вот и я тогда не въезжал, – засмеявшись, признался я. – Но нашлось то, что вызывало во мне отклик. Это называлось «эмоциональным восприятием». Если в двух словах, речь о способности понимать чувства других людей. Там я всегда получал самые высокие оценки.

– Значит, наставник посоветовал вам стать паромщиком?

– Представь себе, нет. Он посоветовал мне стать юристом. А я меньше всего хотел погружаться в дебри юриспруденции.

Взглянув на Кэли, я увидел, что она зевает, не стараясь скрыть это.

– Извините, – спохватилась она. – Рассказывайте дальше.

– Скучная история, правда?

– Ну… есть такое. Напрасно я спросила. Хотя про способность понимать чувства других людей мне понравилось.

Разумеется, не все было так просто. На меня сильно повлияла мама, но я тогда был слишком молод и не понимал этого. До трагического происшествия с ней оставалось еще много лет, однако я укрепился в мысли, что уже тогда увидел признаки грядущей беды и что решение стать паромщиком было символической попыткой предотвратить ее; попыткой взломать код таинственной внутренней жизни мамы, дабы разделить с ней ее тайну.

– Можно задать еще один вопрос? – проговорила она; я кивнул, глядя в сторону моря. – Почему вы ни разу не спросили про мой шрам?

Вопрос застал меня врасплох. Я давно перестал думать о Кэли как о «девочке со шрамом».

– По правде говоря, я вообще забыл о нем.

– Да будет вам, – недоверчиво усмехнулась она и выпучила глаза.