Паромщик - стр. 40
– И да свершится Прибытие, – разноголосо подхватывают собравшиеся.
Паппи поднимает голову и улыбается.
– А теперь, вознеся хвалу, перейдем к трапезе, – говорит он.
На столе – простая пища Аннекса: теплые караваи грубого хлеба, тушеная капуста с корнеплодами, графины с водой, куда добавлены ломтики лимона и апельсина. Пока еду раскладывают по мискам, Тия задает себе всегдашние вопросы. Пробудила ли молитва в ней определенные чувства? Почувствовала ли она хоть что-нибудь? Она тронута и даже немного ошеломлена словами Паппи, но неужели все это – лишь ее эмоции? Тия не причисляет себя к истинно верующим. Совсем нет. Она много раз пыталась силой привести себя к вере, надеясь, что это принесет ей душевное успокоение, укажет жизненный путь, избавит ее от гнетущего чувства внутренней опустошенности. Но все ее искренние усилия оказались безрезультатными. Вот в живопись Паппи она верит. Судя по его картинам, он проникает в более глубокие пласты жизни. Будто нет ни холстов, ни красок, а каждая картина – окно, за которым мир предстает таким, каков он на самом деле. Паппи изображает реальность без прикрас.
Но Тия тут же прогоняет эту мысль. Может, Совершенный Замысел существует, а может, нет. Зато есть спасительный круг людей, собравшихся здесь. Слабый, почти электрический импульс, перебегающий от руки к руке. Это единственное счастье, доступное ей. Здесь, за общим столом, она счастлива. И это непреложная правда.
– Сбавь обороты, Антон. У тебя потом живот разболится.
Мальчишка соорудил из хлеба подобие черпака и торопливо поглощает содержимое миски. Тия не успевает глазом моргнуть, как он съедает все подчистую.
– Возьми мою, – говорит она, придвигая к нему свою миску.
– Тебе такое не по вкусу? Наверное, у себя одни пирожные лопаешь.
– Ошибаешься, Антон. Еда у вас очень вкусная. Просто я не голодна.
Мальчишка принимается за вторую порцию, при этом говоря с набитым ртом:
– Да пошутил я. Не волнуйся. Ты же одна из нас.
Час за столом проходит почти незаметно. Тия отправляется на кухню – помочь с мытьем посуды. Клэр отводит ее в сторону.
– У тебя действительно все в порядке? – спрашивает Клэр. – Я беспокоюсь за тебя. Паппи тоже.
Они несут к раковине новую стопку тарелок.
– У меня все в порядке. Честное слово.
– Тия, я же тебя знаю. По лицу вижу.
– И что ты видишь?
Клэр отряхивает мокрые руки и пристально смотрит на Тию.
– Что вижу? Утомление. Беспокойство. Одиночество. Не знаю, почему Матерь заставляет тебя всем этим заниматься, но чем меньше я знаю, тем лучше. Может, настало время пожить своей жизнью? Ты честно заработала это право.
– Я ей нужна.
– Не сомневаюсь. Ты всем нам нужна, Тия. И прежде всего – Паппи. – Клэр испытывает чувство вины, отражающееся на ее лице. – Прости, наговорила лишнего, – спохватывается она.
– Все нормально. Приятно, когда ты кому-то нужна.
– Я лишь прошу тебя: будь осторожна.
– Поверь, я не страдаю беспечностью. Тебе не о чем волноваться.
– Нет, есть о чем. Волноваться – моя работа. – Клэр устало улыбается. – Волноваться и кормить всю нашу ораву.
Посуда вымыта. Тия прощается и сразу уходит. Сумерки вот-вот сменятся темнотой. Старина Фред уже свернул торговлю и отнес товары на склад. Тия открывает дверь склада ключом, полученным от Стефано, находит бумажный мешок со своей одеждой, быстро переодевается и спешит на остановку. Пассажиры уже садятся в последний автобус.