Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - стр. 20
– Вот это совпадение! – удивился Нельсон. – Я покупаю шляпу по той же самой причине.
Перси содрогнулся и выпучил глаза.
– Чтобы пленить Элизабет Ботсворт? – вскричал он.
– Нет-нет, – утешил его Нельсон. – Что ты! Мы с ней большие друзья, но и только. Я хочу поразить своей шляпой ту, кого люблю.
– Кто это? – заинтересовался Перси.
– Диана Пентер, внучка моей крестной. Странное дело! Мы знакомы с детства, можно сказать – вместе выросли, но я только сейчас в нее влюбился. Что там, я ее боготворю от самой макушки до дивных ножек.
Перси немного подумал.
– Да, большое расстояние. Мы с Дианой очень дружим, она прелестна, но немного высока, ты не считаешь?
– Это мне и нравится. Она – как статуя. Нет, как греческая богиня. И потом, ты тоже высоковат для Элизабет.
– Да, – признал Перси.
– В общем, я ее люблю, черт меня подери! Люблю, люблю, люблю. И мы с ней завтракаем в первый день скачек.
– В Аскоте?
– Нет. Она не выносит лошадей, и я сам туда не поеду.
– Вот это любовь, – признал Перси.
– Мы встретимся у крестной, на Беркли-сквер. Надеюсь, вскоре после этого ты прочитаешь в «Морнинг пост» интересное сообщение.
Перси протянул руку. Нельсон пылко ее пожал.
И они вошли в мастерскую. Бодмин обмерил их собственными руками и обещал прислать цилиндры в оговоренный срок.
Перси Уимболт – не из тех, в ком можно заподозрить нервы, но между Бодмином и завтраком он буквально трепетал. Ему чудились страшные беды, настигающие шляпу; и, честно говоря, он не ошибся. Позже он решил, что есть в нем что-то мистическое.
Случилось вот что. Трепеща, он плохо спал и накануне рокового дня вскочил в половине одиннадцатого, а там – подошел к окну посмотреть, как погода. И кровь его замерла в жилах.
Внизу, прямо под ним, ходил по тротуару юнец в униформе Бодмина и другой, тоже противный, в обычной одежде. На голове у низких созданий чудом удерживались цилиндры, а к перильцам газона прислонились две картонные коробки.
Поскольку только что Перси видел во сне, что он стоит в своей шляпе перед лорд-мэром и тот внезапно бьет по ней булавой, обращая тем самым в лепешку, можно подумать, что он был готов ко всему. Но нет, он не был. Он буквально взвился. Точнее, сперва он оцепенел, мысля о том, что всегда подозревал в гнусном юнце дух нигилизма, равно как и повадки, неуместные на такой службе, а уж потом взвился и страшно закричал.
Крик его подействовал на юнцов, как хорошая бомба. Вот они ходят, красуются, балансируя шляпами, а вот – уже нет ничего, кроме коробки у входа. Перси понес ее наверх, благоговейно открыл, дрожа от страха, но все было в порядке. Мерзкий юнец пал низко, но шляпы не уронил.
Словом, все было в порядке, и наутро, отполировав цилиндр пивом, Перси надел ботинки, гетры, брюки, рубашку, воротничок, узорный жилет, пиджак, повязал сдержанно-серый галстук, вдел в петлицу старую добрую гардению и отправился в такси к своей даме. Вскоре он узнал, что она сейчас выйдет, что и произошло.
– Привет, привет! – сказал Перси.
– Привет, – сказала и Элизабет.
Естественно, до этой минуты гость стоял без шляпы, а тут ее надел, чтобы показать в должном свете. Очень тонкий маневр. В такси – уже не то, в такси все цилиндры одинаковы.
Итак, Перси надел шляпу, сверкнув взором, и стал ждать аплодисментов.
Однако Элизабет не захлопала маленькими ручками и не затанцевала от восторга. Взамен всего этого она издала звук, который издает колоратурное сопрано, если подавится костью.