Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую - стр. 7

А я лежу. С револьвером и одушевленной магической книгой, умеющей колдовать.

Кружится голова. Не каждый день начинаешь жизнь с того, что сворачиваешь шею старому пердуну. И топишь его в сортире. А потом моешь под холодной водой свою траченную солью шкуру, отрыгиваешь чертовыми яблоками, в которые, как будто, дезодоранта туалетного насовали, а потом, шипя матом и кряхтя как старый дед, пытаешься найти в доме тайник старого упыря, где тот держал деньги. Затем, под утро, вокзал, билет, вагон! Всем чао!

– Значит, я аристократ? – продолжая вертеть револьвер в руке, негромко задаю вопрос вслух, обращаясь к книге.

– О дааа, – тут же отзывается та, – Еще какой! Ты, Юджин, принадлежишь к одному из самых старых, могущественных, богатых и влиятельных родов мира!

– Класс…, – довольно улыбаюсь я. Кажется, эта жизнь будет просто сказкой! Всегда мечтал о небольшом особнячке, полном услужливых и милых горничных в очень коротких… нарядах. Под которыми ничего нет, конечно.

– Но также ты являешься полным ничтожеством, милый! – ядовито произносит книга, – Тебя породили лишь с одной целью – стать моим хранителем и контрактором. Мы с тобой обречены были гнить на окраине мира, пока ты не умрешь от старости!

Пучу глаза, кашляю. Затем, собравшись с силами, хрипло заявляю:

– Являлся.

– Что? – переспрашивает книга.

– Не являюсь, а являлся. Не так ли?

– Хм…, – гримуар слегка лязгает обложкой, а затем с нотками сожаления выдает, – Нет, милый Юджин. Пока нет. Чтобы ты и я могли получили хоть какие-то шансы на свободу и иной статус, тебе придётся пройти церемонию полного отречения в Каршлине. И тогда да, сможешь с полным правом заявить, что «являлся» ничтожеством. Я буду рада этому до безумия! Но пока… ты и я, то есть мы – лишь имущество рода Сильверхейм, понятно? Они с тобой могут делать всё, что захотят, в любом месте, в любое время. Их люди ожидают тебя на станции в Липшице, а мы едем в другую сторону. Это дает всего пару-тройку часов форы, прежде чем они отправят погоню!

– Я тебя понял, – с легкостью соглашаюсь я с доводами даймона, – Значит, будем отрекаться.

– Слышал бы тебя Дарий! – ехидно хихикает книга, – Старого пердуна бы сложил сердечный приступ! Отречься от Сильверхеймов! Хех…

– Кто такой лорд? – спрашиваю я, заставляя гримуар аж подпрыгнуть, – Тогда ты обращалась ко мне как к лорду. И я был не в себе…

– Ты и сейчас не в себе! – торопливо обрывает меня книга, – Насчет лорда – потом! Это ничем тебе не угрожает!

Чую какую-то падлу. Ну или не падлу, но транспарант с надписью «Вам конкретно не договаривают!» был бы длиннее этого хренова поезда. Чую, но молчу.

– Пребываем в Каршлин, ты отрекаешься, потом бежим в другую страну, – инструктирует меня книга, – Отказать тебе в мэрии не смогут, только деньги придется заплатить немалые. Кстати, а сколько их у нас?

Деньги-деньги, дребеденьги… Они были, найденные мной в хитро спрятанной заначке старого покойного мудака. Точнее, было две заначки. Одна, в комоде, сделанная «на отлюбись» – там были монеты и несколько мятых купюр, которые старая сволочь периодически тратила на выпивку, а вот в другом месте, под половицами, на которых стояла ножка его тяжеленной кровати, я обнаружил ухоронку с несколькими пачками крупных купюр, упакованных в конверт из тонкой, но очень крепкой кожи. Кажется, по меркам деревни, в которой мы жили, это были просто безумные деньги.