Парижское эхо - стр. 37
– У меня нет тридцати евро.
– Сколько есть?
Взглянув на стенной крючок, на котором висели мои джинсы, я решил проверить карманы. Ходить со стояком оказалось очень неудобно, к тому же я чувствовал себя немного глупо. Пересчитав всю мелочь, я сказал:
– Четырнадцать… Нет, постойте. Восемнадцать. Остальное я могу занести в другой раз.
Когда я лег обратно, китаянка недовольно хрюкнула, но все-таки продолжила работу. Немного помассировав мне грудь и бедра, она опять дотронулась до моего зиба, и в ответ он сразу всколыхнулся. Надеясь ускорить процесс, я представил, как Лейла помогает Фариде раздеться и как мисс Азиз наблюдает за ними со стороны. Но стоило мне только добраться до самого интересного момента, когда мисс Азиз уже начинала расстегивать молнию на юбке, как вдруг откуда-то из глубины помещения послышался детский плач. Китаянка отдернула руку и вскочила на ноги.
– Жди. Я вернусь, – сказала она.
Я полежал минут десять, слушая детский рев, а потом оделся и вышел на промозглую улицу.
В тот вечер американка Ханна приготовила ужин и пригласила меня и Сандрин поесть вместе с ней. Она сказала, что такое блюдо часто готовила ее мать и называлось оно «мясной хлеб». Я боялся, что в нем окажется свинина, но американка заверила, что там только «говяжий фарш, овсяные хлопья, пара томатов и немного секретных специй». На вкус, как ни странно, было неплохо.
После ужина я прикурил сигарету и, чтобы как-то поддержать разговор, решил поделиться с девушками событиями дня. Конечно, про массаж я рассказывать не стал – слишком стыдно. Я надеялся на фантастическое приключение с Лейлой, а в итоге столкнулся с суровой реальностью в компании работающей матери.
– Можешь не курить в квартире? – попросила Ханна.
– Конечно, извините. Итак. Чем вы занимаетесь? Вы учительница?
– Нет, я занимаюсь наукой. Недавно получила докторскую степень, а сюда приехала, чтобы собрать материал для книги. Она о том, что происходило в Париже во времена немецкой оккупации.
– Немцы оккупировали Париж?
– Да, – ответила Ханна, на мгновение прикрыв рукой рот.
– Почему? Когда?
– С 1940 по 1944 год. А ты не знал?
– Я не дружу с историей.
Я жгуче покраснел и в надежде спасти подмоченную репутацию решил задать американке какой-нибудь каверзный вопрос. Я сказал:
– Сегодня в метро я проезжал одну станцию. Называется «Ля Курнёв – 8 мая 1945 года». Скажите, что такого особенного случилось в этот день? Раз уж вы историк.
Гамбит казался безупречным, но в ответ, к моему большому удивлению, девушки во весь голос рассмеялись. Сандрин до того разошлась, что под конец визжала, как ослица.
– В Европе 8 мая отмечают День победы, – объяснила Ханна. – Окончание Второй мировой войны.
– Неужели ты и этого не знал? – спросила Сандрин, кое-как сдерживая очередной приступ смеха.
– Очевидно так. – Мой ответ получился немного враждебным, и, чтобы не усугублять положение, я попытался говорить голосом скучающего обывателя: – Ох уж это парижское метро, да? Ну и названия! «Барбес – Рошешуар». Еще попробуй выговорить! Или это тоже намек на что-то известное, о чем мне следовало бы знать?
– Эту станцию построили на пересечении двух улиц, отсюда и название, – сказала Сандрин.
– Барбес был знаменитым революционером, – улыбнулась Ханна. – Он приехал в Париж из Гваделупы.