Парижское эхо - стр. 30

Я попыталась найти перевод слова «glaive» в интернете. Мне казалось, что это мог быть какой-то религиозный символ, который висел на груди привидения, то есть на его «poitrine». Вай-фай работать отказался, но мне было так интересно, что я решилась сходить за помощью к Сандрин.

Когда я легонько постучала в дверь, из комнаты послышалось ворчание. Вскоре ко мне выглянул Тарик, на котором были только боксеры и футболка.

– Прости. А Сандрин уже спит?

– Да.

– Что ж, ладно. – Замешкавшись, я все-таки добавила: – Может, ты сумеешь мне помочь? Ты случайно не знаешь, как переводится на английский слово «glaive»?

– «Glaive»? По-моему, это «меч». Когда я был ребенком, моя мать иногда пела мне одну народную песню, и в ней, кажется, было это слово. Я могу ошибаться, но…

– Все сходится, спасибо.

Было видно, что Тарик хотел поскорее закрыть дверь, поэтому я не стала его задерживать. Вернувшись в гостиную, я снова села за перевод. До финала поэмы мне оставалось еще много строчек, а личность странного Видения открывалась лишь в самом конце.

Я сходила на кухню и зашторила окна. Решив еще раз проверить своих постояльцев, подошла к гостевой комнате и прислушалась: внутри было тихо. Тогда я закрыла на замок входную дверь и отправилась к себе. Лежа в кровати, я еще немного почитала и наконец потушила свет.

Вдруг меня охватила непонятная тревога. Я не могла уснуть, но не потому, что в моей квартире спали двое незнакомцев. Нет, все дело было в Александре: в голове у меня крутились слова, которые он когда-то мне сказал. Я не любила вспоминать о той другой, настоящей и полнокровной версии себя, поскольку однажды мне пришлось ее уничтожить. Другого выхода не было: только избавившись от нее, я могла навести в своей жизни хоть какой-то порядок. Перевернувшись на другой бок, я стала думать о работе, о предстоящем исследовании и обо всех тех женщинах, которым пришлось выживать в оккупированной Франции. Вот им на долю выпали настоящие трудности. А в моей ситуации поможет только сон. Пусть мои проблемы не исчезнут, но к утру, по крайней мере, позабудутся.

Однажды Лейла призналась, что никогда не спала с мальчиком. Для Марокко ситуация вполне обычная, и все-таки это обстоятельство влекло его к ней еще сильнее. Казалось бы, такая мелочь, и в то же время – чрезвычайно важно. Неужели это и вправду так сложно? Всего-то лечь на спину и раздвинуть ноги; тем более если за окном ночь, ты уже и так лежишь в постели. На мой взгляд, это действие не требовало никаких дополнительных усилий, однако молодые девушки вроде Лейлы относились к нему серьезно. Многие переживали – и не только из-за религии, но в первую очередь из-за связанных с этим чувств. По крайней мере, так я понял со слов Лейлы.

Ее семья отличалась от других. У ее отца был крупный бизнес, он вел переговоры с очень важными людьми – с шейхами и президентами, которых, по слухам, знал лично. Сама Лейла об этом никогда не говорила. Несмотря на положение, ее отец держался просто, да и выглядел вполне обычно: низкорослый тихий мужчина с густой копной седых волос и аккуратными усами, с виду очень умный, особенно когда наденет свои дорогие очки. В коридоре я всегда натыкался на его багаж – портфель и несколько кожаных чемоданов с бирками международных аэропортов: CAI, MAD, CDG