Парижское эхо - стр. 32
Бако расхохоталась.
– Наверное, не ходишь в туалет? Конечно. Ты ешь один багет. Я все вижу. Так никто не сходит! Следуй за мной.
Она отвела меня на кухню и дала тарелку жирной лапши, обжаренной с луком и ростками фасоли. Может, так она хотела отблагодарить меня за оплату комнаты.
– Ешь, – велела женщина и налила в тарелку острого соуса.
Выглядело не очень, но на вкус оказалось вполне сносно.
Сандрин писала: «Т., я нашла угол получше. Заходи, если хочешь. Тут есть еда и отопление работает. С.».
Ниже она оставила адрес: рю Мишель. От «Сараево» не так уж далеко. Недолго думая я собрался и поехал к подруге. Едва переступив порог, я почувствовал, как забурлило в животе, и сразу кинулся в ванную, где провел почти полчаса.
– Чем тебе не нравится эта женщина? Ведь ты ее совсем не знаешь, – спросила Сандрин.
– Да ничем, – ответил я и вдруг услышал, как в двери повернулся ключ. – Она ведь американка?
– И что с того?
– Ничего. Когда она меня увидит, наверняка решит, что я приехал в Париж, чтобы взорвать Эйфелеву башню.
– Может, она не такая.
Договорить мы не успели, потому что на пороге появилась хозяйка собственной персоной. Ханне было чуть за тридцать: как и мисс Азиз, она принадлежала к странной категории людей, пришедших в этот мир сразу за поколением моих родителей – еще не старики, но уже не молодые. Судя по всему, мужчины ей не нравились в принципе, хотя, возможно, дело было только во мне. Я почему-то сразу подумал, что она – учительница или что-то типа того. Однако все это мелочи, а главное – в ее квартире работало отопление – в каждой комнате по горячей батарее. У Бако в доме батареи тоже имелись, но они были холоднее бетонных стен, к которым крепились.
Сандрин уговорила Ханну оставить меня на ночь, хотя та, похоже, не очень-то обрадовалась. Я не слишком расстроился и переживал лишь о том, как бы она не пошла в ванную сразу после моего визита.
Ночью я залез в постель к Сандрин. Я подумал, что она уже не заразная.
– Что ты делаешь? – зашипела девушка.
– Ложусь к тебе.
– Нет.
– Мне надоело спать на полу. К тому же я весь день работал. И оплатил комнату в «Сараево». За нас двоих.
– Подумаешь, делов-то. Я не собираюсь возвращаться в эту дыру. Отвернись. И держи подальше свою вонючую пипиську.
– Ты не могла бы немного…
– Отстань! Если тебе невтерпеж, иди и сними китайскую проститутку! В «Олимпиадах» их полно.
В конце концов она сдалась, и остаток ночи я провел на самом краю постели, свесив на пол руку и ногу. Ничего, лучше так, чем снова спать на полу у Бако. Утром я поехал на работу и ровно в восемь часов подошел к дверям «Панамы», но они оказались заперты: мой щербатый начальник Хасим, похоже, еще не пожаловал. Чтобы не замерзнуть, я решил немного прогуляться.
В Париже мне очень нравилось, что, куда бы ты ни пошел, повсюду тебя сопровождали указатели и таблички с названиями улиц. В моем городе был один-единственный знак, на въезде в Виль Нувель, который, кажется, поставили французы. Жители медипы всегда прекрасно обходятся без надписей, потому что все и так знают, где и что находится. Но в Париже и даже в Сен-Дени – старом районе, который чем-то походит на Марокко, – тебя повсюду направляют указатели.
Во время прогулки я заметил указатель с очень странным – даже по местным меркам – названием: «Рю Бекон». Неужели какой-то мэр-христианин решил таким образом поиздеваться над приезжими мусульманами? Может, это такая шуточка? Как «синагога Креветки» или «мечеть Свиной Корейки»… Сама улица оказалась тихой и уютной, дорога от центрального рынка заняла минут десять. На тротуаре росли деревья с розовыми цветками, и на одном я заметил очень длинное объявление о пропавшем коте: «Не пускайте этого самозванца в дом!.. Он не потерялся. Он – оппортунист и воришка». Ясно, что владелец просто шутил, но на фото кот выглядел угрожающе.