Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь - стр. 29
Чем ближе процессия «бродячей монархии» подходила к Ратуше, тем мрачнее становились лица прохожих и тем больше враждебных криков раздавалось из толпы. А когда Луи-Филипп вошел внутрь Ратуши, некто Дюбур, сам себя объявивший ответственным за всю военную деятельность временного правительства, заявил герцогу, что, если тот не сдержит обещаний, народ, ждущий на площади, сумеет ему отомстить. Угроза звучала тем более внушительно, что на Гревской площади, где стоит Ратуша, испокон веков казнили преступников, а в описываемый момент оттуда доносились громкие крики: «Долой Бурбонов!»
Ситуацию переломило совместное появление на балконе Ратуши Луи-Филиппа и Лафайета – под огромными трехцветными знаменами. Лафайет даже обнял и поцеловал герцога. Шатобриан по этому поводу заметил: «Республиканский поцелуй подарил Франции короля».
После церемонии герцог Орлеанский возвратился в Пале-Руаяль, а король Карл X, опасаясь народного гнева, по совету Мармона покинул Сен-Клу и направился в свои более отдаленные резиденции: ранним утром 31 июля он прибыл в Трианон, а во второй половине дня добрался до Рамбуйе.
1 августа муниципальная комиссия передала власть в руки герцога Орлеанского, который назначил временный кабинет министров, а 3 августа созвал первое заседание палаты депутатов и палаты пэров.
В Париже наступило относительное затишье: время праздновать победу, разбирать баррикады и хоронить погибших.
В городе произошла очередная перемена символов государственности: место белых знамен с бурбонскими лилиями заняли знамена трехцветные.
Трехцветное знамя вручили даже статуе Генриха IV на Новом мосту; парижские простолюдины, проходя мимо, говорили бронзовому королю: «Ты бы не натворил таких глупостей, старина!» Имелось в виду, что Генрих IV не опубликовал бы таких ордонансов, как его потомок Карл X.
Карл между тем по-прежнему не хотел признавать, что для него все кончено и что он уже не способен влиять на происходящие в стране процессы. Король объявил, что сам решил назначить своим наместником Луи-Филиппа, и хотел вручить ему соответствующий ордонанс 2 августа. Но герцог Орлеанский ответил королю отказом, заявив, что он получил власть из рук представителей народа и не вправе принимать ее от кого бы то ни было другого.
Тогда король решил отречься от престола в пользу своего внука, герцога Бордоского (того «посмертного ребенка», который появился на свет в 1820 году, через семь месяцев после убийства его отца, герцога Беррийского); в его пользу отрекся от престола и сын короля, герцог Ангулемский. Карл X предлагал Луи-Филиппу стать наместником при малолетнем короле, и поздно вечером 2 августа новому королю были вручены документы об отречении старого короля и дофина, но герцог заявил, что решение по этому вопросу может вынести только палата депутатов, которой он эти документы и представит.
Луи-Филипп, герцог Орлеанский, провозглашенный наместником королевства, верхом покидает Пале-Руаяль и направляется в парижскую Ратушу. Худ. О. Верне, 1832
Наступило 3 августа – день, на который было назначено начало парламентской сессии. Она открылась в час дня в Бурбонском дворце. Присутствовали далеко не все члены палат: депутатов было две с половиной сотни (половина списочного состава), пэров около сотни (одна пятая часть). Герцог Орлеанский сообщил собравшимся об отречении короля и дофина, но умолчал о том, что они отреклись в пользу своего малолетнего наследника. Герцог держался и говорил как будущий правитель; он рассказал о том, какую политику намерен проводить и какие изменения собирается внести в Хартию. Впоследствии герцога Орлеанского не раз упрекали в том, что он даже не пытался защитить интересы своего малолетнего родственника; оправдываясь, герцог отвечал, что, если бы он попытался это сделать, растерзали бы их обоих.