Париж стоит мессы? Сборник рассказов - стр. 9

Кристиан улыбнулась, действительно, насколько на свете всё относительно, и все её беды на самом деле показались не такими уж страшными. «Справлюсь сама!» – на этот раз уверенно сказала она себе, повторяя слова незнакомца. «Я смогу, спасибо тебе, русский таксист! Я ни за что не буду делать аборт! Слышишь, Клод! Ты увидишь, я смогу!»

Водитель бесшумно тронул, машина поехала по ночным улицам. Дождь еле слышно стучал по крыше машины, «дворники» монотонно смывали капли с ветрового стекла. На тёмном асфальте вода стекала в боковые канавки, а оттуда в люки ливневой канализации. Всё было как всегда. Обычный пейзаж, обычный мелкий зимний дождь. Ничего особенного. Так часто бывает зимними вечерами, ночами и днями, с той лишь разницей, что днём сквозь сплошные облака всё же пробивается немного солнечного света, и поэтому тогда даже в плохую погоду город кажется чуть веселее.

«Вот и приехали», – поглощённая созерцанием ночи Кристиан не успела шевельнуться, как шофёр услужливо распахнул дверцу.

– До свидания, мадмуазель, всё будет у вас хорошо!

– Подождите, а деньги, – почти крикнула Кристиан вслед садившемуся в машину водителю.

– Оставьте их себе, – опять повернувшись к ней, сказал русский, – вас ведь уже двое, мне хватает, теперь даже за лечение друга платить не надо, а разбогатеть снова всё равно не удастся.

И, сняв кепку, он молча взял её кисть в свою ладонь, поднёс к губам, поцеловал руку и растворился в темноте неосвещённой машины. Кристиан была ошеломлена, до этого она только в кино видела такое. «Я даже не спросила его имени!» Не обращая внимания на дождь, совсем промокшая девушка провожала глазами удаляющееся такси. Потом ещё долго в её сознании стояла картина склонившего непокрытую голову посреди ночной парижской улицы седого человека с бакенбардами.

P.S. Пьер пришёл жить к Кристиан, лишь когда их общему ребёнку, моей будущей жене, исполнилось семнадцать лет, официально он до самой смерти оставался женатым на Хильде.

Подруга Клод так и не смогла создать семью, её последний мужчина, прожив с ней лет десять, бросил её, когда Клод было под пятьдесят, сказав, что она сильно располнела.

«Это моя последняя машина», – частенько говаривал мой тесть, с любовью глядя на свой серебристый Фольксваген «Сирокко». Сирокко – это сильный ветер из Африки, который по весне обжигает жарким дыханьем Сахары ещё не просохшее после зимних дождей средиземноморское побережье и доносит песчаные бури даже до Альп. Поэтому машина, носившая такое грозное имя, имела спортивные формы и некоторые претензии, не Порше, не Альфа-Ромео, но всё же. Правда, экземпляр, о котором идёт речь, был куплен с рук уже слегка потёртым, на него ушла вся часть наследства умершей сестры. Тесть обожал автомобили, они у него были всегда или почти всегда, денег на них не жалел, если таковые имелись. Вот и тут, привалило маленькое наследство, он его и использовал по назначению, как ему казалось. Наверное, тёща была иного мнения, но она на тот момент ещё хорошо зарабатывала и, думаю, легко простила такую шалость своему большому ребёнку.

А тестю вскоре начал отстукивать счёт девятый десяток, и если он, как почти все люди рассчитывал пожить ещё и ещё, то всё-таки считал, что эта машина протянет больше, хотя и она уже была не молода по автомобильным меркам. К счастью, он ошибался. И если к качеству Фольксвагена претензий было немного (учитывая возраст железного коня), то усталость металла в итоге дала о себе знать, и тестю удалось-таки проводить своё авто в последний путь. Но об этом чуть позже.