Парашюты над Вислой - стр. 26
– Вы могли быть и немцами – но хлопаки принесли вот это, – с этими словами поляк, подняв лежащий на полу мешок, достал из него банку из-под американского колбасного фарша. И продолжил: – Теперь твоя очередь, пан капитан…
Савушкин вздохнул.
– Ваша взяла, пан Заремба. Збышек передаёт вам привет и просит вспомнить хлеб и сало, что вы делили на позициях под Барановичами… в Люблинском пехотном полку пятнадцатой дивизии.
Поляк вздохнул.
– Был такой полк, и была такая дивизия… А сало мы делили из рождественских посылок. Наш полк считался «сиротским», бо Люблинщину немцы заняли в пятнадцатом году… И нам присылали подарки из-под Ижевска, там было много эвакуированных поляков, они стали «крёстными» нашего полка… – Помолчав, уже другим тоном продолжил: – Как я могу вам помочь?
Савушкин подумал и ответил:
– Сейчас я поеду в Ожарув, в фельдкомендатуру. Нам надо легализоваться. Ну а когда вернусь – мы всё решим. Договорились?
Старый поляк кивнул.
– Добже. Я пока покормлю твоих людей и нагрею воды – для мытья и стирки. Немецкий зольдат должен быть образцом порядка и дисциплины! – Иронично добавил пан Заремба. А затем, глянув в окно, выходящее на улицу – удовлетворённо произнёс:
– Машина комендатуры. Думаю, что за тобой…
Тут в голову Савушкина пришла одна мысль.
– Пан Заремба, у вас есть палка? – И показал, как опирается на воображаемую трость.
Поляк кивнул.
– Сейчас принесу. – Встал и вышел; слышно было, как он копался в кладовой, что-то упало, раздалось какое-то шуршание – после чего хозяин вернулся на кухню, торжественно неся в руках богатую старинную трость чёрного дерева, инкрустированную серебром, с серебряным же набалдашником.
– Вот! Подарил пан профессор Стефан Жеромский, в октябре тридцать девятого, когда я вывез его из Варшавы. Теперь он в Швеции, а его палка – здесь…
– Я возьму на время, попользоваться? Для немцев я ранен… – и Савушкин указал на повязку на голове.
Поляк пожал плечами.
– Бери, мне она пока не надо…
Знатная вещь… Ладно, надо озаботиться планом действий при негативном развитии событий. Ну, например, на тот случай, если его в комендатуре раскроют и застрелят – или, того хуже, насмерть споят шнапсом… Савушкин окликнул своего заместителя:
– Котёночкин!
Лейтенант тут же выскочил из дальней комнаты и застыл в недоумении – не зная, как отвечать. Савушкин усмехнулся.
– Можно не яволить. – Помолчав и дав лейтенанту время на осознание того факта, что они раскрыты – продолжил: – Я еду в комендатуру. Если к трем часам по варшавскому времени не вернусь – грузитесь и уходите в лес. Но недалеко. Наблюдайте за домом. Ну а если меня не будет и к шести – всё, аллес, командир группы с этого мгновения ты, и вы продолжаете выполнять задание уже без меня. Всё ясно?
Котёночкин обреченно кивнул.
– Так точно, товарищ капитан!
Савушкин улыбнулся.
– Не дрейфь, лейтенант! Вряд ли комендант меня разоблачит. Документы в порядке, я фронтовик, он тыловая крыса, у нас разная война. Фронтовик меня бы махом раскрыл, а с этим есть большой шанс легализоваться… Всё. Иди.
Савушкин встал, и, опираясь на трость, вышел во двор. У «опель-капитана», остановившегося у ворот дома, неспешно курил пожилой грузный дядька лет пятидесяти, в довольно нелепо сидящей на нём военной форме.
– Feldkommandantenbüro in Ozaruw? – строго спросил у него Савушкин.