Параллельная вселенная Пеони Прайс - стр. 35
Я киваю и благодарно улыбаюсь. Сама не понимаю, зачем напросилась внутрь, ведь я и без того знаю, что это мой дом. Дом, в котором, сколько себя помню, краска стерта с кнопки звонка, скрипит входная дверь, поцарапан пол в прихожей, а плитка на крыльце покрылась трещинами, которые я узна́ю даже с закрытыми глазами, столько раз я проводила по ним подушечками пальцев.
Все рассыпается в прах, когда я оказываюсь в приятной прохладе дома. Новые хозяева внесли непоправимые коррективы. Теперь стены в гостиной выкрашены в белый цвет – слишком безлико для папы; мебель почти новая – даже благодаря маминому дару планирования мы бы не позволили себе такого; никаких книжных шкафов – Энн бы не одобрила. В глубине души теплится надежда, что я пройду вглубь дома и проснусь, открою глаза и рывком встану с постели, – но нет. Этот дом ничего не стоит без нашей семьи.
– Извините, можно мне пройти в туалет?
Не дожидаясь ответа, я мчусь в уборную, запираю двери и копошусь в сумочке в поисках монетки. Да, я идиотка! Но, учитывая происходящее, я должна проверить все теории. Если все началось именно так, то так оно и закончится: сегодня я повеселюсь, а завтра проснусь в прежней жизни. На дне сумочки нахожу потертое пенни, киваю сама себе, а после кидаю его в воду и нажимаю на слив. Господи, как трудно быть глупой.
Умыв лицо и руки, прохожу в гостиную, где на столике у дивана стоит телефон. Звонить мне некому, но я набираю Мелани, после чего женщина-робот уверяет, что номера не существует. Хозяйка старательно делает вид, что не следит за мной, но ее внимательные глаза пристально наблюдают за каждым шагом. Пусть я и веду себя странно, но я все же приехала с личным водителем на авто, которое стоит больше ее дома, а она боится, что я украду вазочку или пепельницу? У этой дамочки явно не все дома.
Как только я демонстративно кладу трубку, входная дверь, поскрипывая, открывается, и в прихожую входит девочка лет пятнадцати – ровесница Энн.
– Как прошел день? Как дела в школе? – спрашивает женщина.
– Нормально.
Взгляд девочки мельком пробегает по мне, а потом возвращается, застывает. Неужели она меня узнала?
– Пенни? – Она кидает рюкзак к ногам и проходит в гостиную. – Пенни Прайс?!
Ее мать в замешательстве, которое явно читается на лице, ведь пять минут назад я ей наглым образом соврала.
– Офигеть! – выдает девочка. – Нет, охереть!
– Чарли! – возмущается женщина.
Благодаря Энн я совсем забыла, что большинство подростков – существа эмоционально нестабильные и ко всему прочему не отличающиеся умением по-человечески выражать собственные мысли.
– Мам, ты что, не видишь? Ну ни фига себе! Это же Пенни, Пенни Прайс! – Она прижимает стиснутые кулаки ко рту, чуть ли не подпрыгивая на месте. – Можно… можно тебя обнять?
Она кидается ко мне и прижимается, дрожа всем телом. От нее пахнет мятной жвачкой, насыщенный запах которой призван скрыть вонь сигарет, выкуренных втайне от мамы по дороге домой.
– Я… я Чарли, – отстраняясь, представляется она.
– Пео… – осекаюсь, – Пенни.
– Вот подстава! Если кому расскажу, никто не поверит, что Пенни Прайс тусит у нас в гостиной. Оставишь автограф?
Как выглядит мой автограф?
– Только никуда не уходи!
Она выбегает из комнаты, нетерпеливо поднимается по лестнице – слышу шаги даже на втором этаже. Ошалелый вид хозяйки дома веселит и одновременно смущает. Она впивается в меня безумным взглядом, будто впервые видит двадцатилетнюю девушку. Пожалуй, двадцатилетнюю знаменитость она в самом деле видит впервые. «Наверно, это новое хобби голливудских звезд – стучаться в первый попавшийся дом и напропалую врать хозяевам. Явно лучше, чем баловство наркотиками и беспорядочные половые связи», – наверняка думает она, подозрительно хмуря брови.