Папа! Папочка! (сборник) - стр. 22
– Ну, мама, ну давай поедем к нам в Таллинн на праздники, гульнём, как люди, а потом всё решим!
– Ты уже всё решил и за меня, и за ребёнка, езжайте, я вас здесь ждать буду. А обратно Зосеньку привезу летом. На том и порешили.
И вот они уже стояли на киевском вокзале, груженые связкой киевских тортов, грецкими орехами, бесконечными бусами белых грибов, прощались трагично и темпераментно с бабушкой, она плакала и шептала:
– Я больше не увижу тебя, Лёва, я чувствую, что не увижу! Лёва злился, шептал бабушке горячо и нервно:
– Ну что ты, мама, ну что ты выдумываешь? После праздника я привезу Солоху, всё будет хорошо, ты приедешь к нам на лето! Но бабушка не слушала Лёву, она мяла в своих ладонях маленькую Солохину ручку и тихо, как-то обречённо плакала.
Ехали весело, впрочем, с папой было весело везде. Солоха пела всему вагону песни, с танцами дело обстояло хуже – и развернуться негде и реквизита под рукой не было.
Выехали с тем, чтобы начать загулы и приёмы с самого эстонского рождества.
Эстонский народ был так опутан коммунистической пропагандой, что не все решались открыто встречать своё же законноё рождество.
Лёва, будучи не эстонцем и даже не русским, встречал все праздники, о которых знал: русские, эстонские, еврейские, украинские, нашёлся бы подсказчик, встретил бы и египетские.
Дома стояла ёлка до небес, ей было мало места и в высоту и в ширину. Чтобы примостить на неё блестящую верхушку, пришлось спилить роскошную природой данную её, ёлкину собственную верхушку.
К вечеру ждали гостей. Особенно Лёва ждал Пашу с детьми. У польского еврея Паши была эстонская жена Агата и трое очаровательных детей: две девочки возраста Валерки и Димки, мальчик одного возраста с Солохой.
Дружба Паши и Лёвы была замешана на общих финансовых интересах и спаяна накрепко родством душ и столкновением двух недюжинных интеллектов.
Столкновения эти иногда вспыхивали такими яркими озарениями, что освещали немедленно всё вокруг, в том числе и полное несовершенство советского законодательства.
В самые счастливые минуты дружеских посиделок под коньячок дружба перетекала в перспективу дальнейшего родства.
Раз уж так счастливо всё совпало, планировалось переженить детей, чтобы на склоне лет растить общих внуков. Эта задумка устраивала всех, кроме капризной Веруни.
Если с девочками у Паши с Агой, действительно, всё получилось па пять с плюсом, то с Колюней, младшеньким, который предназначался Солохе, произошла осечка: был он некрасив и не особо развит.
После ухода гостей Вера выговаривала мужу:
– Лёва, ну ты совсем обалдел! Что же ты нашу Солоху торгуешь за эту маленькую обезьянку? Лёва смеялся и утешал:
– Израстётся – будет нормальный мужик! Да и мужик должен быть немногим красивее обезьяны! На что неугомонная Вера парировала моментально:
– Не думаю, Лёва, что ты бы согласился, чтобы «немногим красивее обезьяны» было применимо по отношению к тебе!
– Да что я? Я – это удача природы! Таких вообще в принципе не бывает! – он бросал ревнивый взгляд в зеркало, оставался нескончаемо доволен и продолжал:
– Твой Лёва – редкая удача! Держись за него обеими руками, хватал Веру в охапку и начинал нахальничать, подробно объясняя, где и как надо держать его, Лёву крепче.
В этом году опять собралась всегдашняя шумная и весёлая компания с детьми, гитарами, пачками пластинок. Было так радостно и весело, такие красивые взрослые и такие прелестные дети собрались за большим Лёвиным столом!