Папа! Папочка! (сборник) - стр. 13
К утру мамина голова склонилась на грудь, мама уснула. Проснулась с тоской в сердце, в комнате было тихо, не слышно было даже тихого постанывания несчастной её девочки.
Вера проняла, что это-конец. Трудно было заставить себя расщепить ресницы, но надо, надо! Какой-то странный запах витал по комнате: не приятный, но очень уютный, даже радостный. Как может быть радостным не приятное Вера объяснить не могла, но что-то происходило…
С трудом разомкнув веки, Веруня увидела сквозь кроватную сетку своего живого изгаженного ребёнка, он улыбался ей и выкидывал из кроватки продукты своей жизнедеятельности.
Вера подскочила, как шальная, схватила свою драгоценную девочку и целовала, целовала в измазанную дерьмом рожицу, в «куда попало» и смеялась, кричала:
– Валерка, Димка, идите сюда, сестрёнка ваша живая! Живая!
С этих пор, наверное, и пошло вот это поклонение чудом выжившему ребёнку.
Прозвище же своё, ставшее в семье почти именем, ребёнок получил в одно из купаний, которое приравнивалось к священнодействию. Сначала жарко натапливалась кухня, а потом туда вносили пухленький, совершенно выздоровевший кулёчек счастья.
Его обстоятельно купали. Потом папа вытирал ребёнка насухо, обцеловывая каждый пальчик, а мама одевала на влажную головку кружевной капор.
В одно из купаний капора не оказалось под рукой, и девочке повязали головку косыночкой, длинные концы которой подвязали кокетливой бабочкой надо лбом.
– Солоха, чистая Солоха! – вскрикнул папа.
Так и пошло и так прижилось, видимо благодаря скверному характеру вновь нареченной, прижилось так органично, что изящное и редкое имя – Зося, в домашнем обиходе звучало редко.
Старшие мальчики по-разному относились к такому исключительному положению в семье Солохи.
Валера был старше Солохи на семь лет и образовался у Веры далеко до знакомства с Лёвой, так что шёл уже за мамой замуж за Льва Давидовича, привеском. И самую большую к себе любовь знал лишь от деда, на которого был похож один в один и, конечно, от мамы.
Лёва его не обижал, пристрастил к чтению и интересным играм.
Потом быстро появился Димка, поцарствовал в душе родителей до неполных четырёх лет, и тут в жизнь ворвалась эта слабенькая, прозрачная шестимесячная девочка.
Весь мир закружил вокруг неё. Она болела. Умирала, воскресала и теперь окончательно воскресшая, поработила всё и всех вокруг себя. Если не по годам умный Валерка относился ко всему происходящему философски, то Димка, напротив, не мог простить этой пузатой мелочи потери первенства в семье и глядел на неё не особо доброжелательно.
Мама берегла её, как зеницу ока и тоже баловала. На четвёртом году жизни Солоха рассекала по Кивемяэскому посёлку в котиковой шубе с капюшоном, с котиковой муфтой.
Всё это было перешито Веруней на дочу. Вере Лёва подарил лисью, чёрно-седую шикарную лисью шубу, в которой миниатюрная Веруня утопала, как Дюймовочка в лепестках.
Все Верочкины наряды перешивались на Солоху. Вера поносит, ей надоест, и моментально из маминых юбок, кофточек шьются платья, брючки, пиджачки – всё из взрослых модных журналов – и всё на Солоху.
Постепенно Солоха наглела и нарывалась. На пятом году жизни, отправляя нарядных маму с папой на торжественный вечер в честь Нового года, Солоха строго наказала матери, её же, маминым тоном: