Палач. Костер правосудия - стр. 36
Первая тетрадь начиналась с описания трупа Мюриетты Лафуа, ужасно искромсанного ударами топорика, и ее неузнаваемого лица, особо уточняя, что Эванжелина Какет, сирота, которой дали приют, вся покрытая кровью, что-то напевая, сидела рядом со своей покойной хозяйкой. Девица Какет была описана как слабоумная с неприятным лицом, на котором ясно читается крайняя степень тупости. Ардуин Венель-младший порылся в памяти: какого цвета были у нее волосы, глаза? Странное дело, воспоминание о лице Сидони тоже все время ускользало от него.
Это для тебя важно. То, что там внутри, очень важно для тебя.
Сидони явно не была слабоумной, разве что очень медлительной и невнимательной. Почему она так зацепила его, привлекла его взгляд, когда он спускался с паперти церкви Мортаня? Почему он нашел время, чтобы поговорить с этой девушкой? Причем все это произошло гораздо раньше, чем Арно де Тизан оживил в нем воспоминания о казни Эванжелины Какет… Черт возьми! Он что, теперь будет повсюду видеть знаки судьбы? Или его жизнь теперь и в самом деле подчинена делу, вкуса которого он даже еще и не понял? Ардуин почти догадывался, что второе предположение окажется неправильным.
Далее шел подробный перечень вопросов, которые задавались девице Какет. Судья был потрясен, что на все вопросы следовал один-единственный ответ: «Уй-уй»[83].
– Ваше имя?
– Ванжелиииина!
– В доме Лафуа с вами хорошо обращались?
– Уй-уй!
– Вам там было хорошо?
– Уй-уй!
– Вас там обижали?
– Уй-уй!
– Вы любили свою хозяйку?
– Уй-уй!
– Вы ненавидели свою хозяйку?
– Уй-уй!
Прибыл адвокат, который должен был защищать бедняжку и которому, без сомнения, хотелось оказаться в десяти лье отсюда. Он все время повторял раздраженным тоном:
– Со всем моим почтением, мессир судья, она не понимает ничего из того, что ей говорят. Она даже не поняла, что ее обвиняют в жестоком убийстве и что ей грозит смертная казнь.
Тем не менее судья распорядился о порке, чтобы «вытащить правду» из затуманенного разума девицы Эванжелины Какет.
Эта сцена возникла в памяти Ардуина с поразившей его самого четкостью. Длинный подвал со сводчатым потолком, в котором происходили допросы инквизиции и светского правосудия. Окна отсутствуют, чтобы никто не услышал крики тех, кого сюда тащат. Стол – достаточно длинный, чтобы сюда можно было уложить высокого мужчину; дерево все почернело от крови тех, кто подвергся здесь пыткам. Под столом в полу проделана канавка для стока крови, а нередко и экскрементов, когда боль становилась чересчур сильной, чтобы их удержать. Перед камином нечто вроде открытого очага, в котором складывали раскаленные угли. Со стен из темно-серого камня свисают ножные и ручные кандалы, ошейники, цепи и орудия пытки. В углу трехногая треугольная табуретка, на которой всегда сидит писарь со своими письменными принадлежностями. Его обязанность состоит в том, чтобы скрупулезно записывать вопросы и ответы и следить, чтобы время пытки не превышало положенного получаса на вопрос.
Удары палки, которые обрушились на бледную жирную спину, были нанесены мэтром Правосудие Мортаня в должном количестве и с силой, точно определенной судебными уложениями. Для Ардуина Венеля-младшего речь шла не о скрупулезном учете их жестокости, а о неукоснительном уважении к закону и судебной процедуре. Он вдруг вспомнил: у нее были темно-русые волосы – тонкие и грязные. Как это положено по отношению к женщинам, она была обнажена только до бедер. На каждый вопрос, который ей задавал судья, она отвечала только «уй-уй», плача и крича при каждом новом ударе, издавая очередное «уй-уй». Наконец судья возмутился: