Падение Хана - стр. 43
Медленно развернулась и ощутила, как стало мокро под носом. Тронула свое лицо и посмотрела на пальцы, испачканные кровью. А потом начала падать, но не упала. Меня подхватили сильные руки, и я уронила голову на каменную грудь Хана.
– Что такое? Что с тобой?
Не могу вымолвить ни слова. Жутко болит голова.
– Больно…, – тихо, едва шевеля губами.
– Где? – что-то ищет в моем лице, его глаза расширены от страха. Он больше не похож на жуткую дикую гориллу. Он смотрит на меня с волнением, его рот приоткрыт, и он часто дышит.
– Голова…сильно болит голова…Я увидела…
Приподнял меня выше и прижал к себе.
– Сейчас….сейчас, девочка, сейчас.
***
Очнулась я от приятной прохлады и мятного вкуса во рту. У меня на голове холодный компресс, я лежу на диване, и моя рука свисает до самого пола, и, чуть приоткрыв веки, я вижу, как мечется по комнате Хан. Он с кем-то говорит по телефону, яростно жестикулируя большими руками. И мне хочется снова тряхнуть головой, потому что мне все еще кажется, что я вижу его не своими глазами…Ведь мои глаза с первого взгляда его возненавидели.
– Ей плохо, бл*дь. И, да, ты, как отец, должен знать, почему ей плохо. И если ты не знаешь, продажная шкура, то я приеду и сниму с тебя ее кусками.
– Не надо, – прошептала я, и он резко обернулся. Весь взъерошенный, в распахнутой рубашке. – Все прошло, я хорошо себя чувствую. Правда.
– Живи, мать твою!
И отключил звонок. Потом посмотрел на меня долгим взглядом и вдруг спросил.
– Ты сегодня завтракала?
Я отрицательно качнула головой. Боль прошла так же резко, как и появилась.
– Поедешь со мной обедать в городе. Иди оденься.
Я перевела взгляд на его распахнутую рубашку и тут же его отвела. Потому что в груди стало очень жарко от созерцания сильных, выпирающих мышц и смуглой, бронзовой кожи.
«Резкий поворот головы, мимолетный взгляд, загоревшийся, как мгновенно вспыхнувшие угли от порыва ветра. Скорее, взгляд животного, чем человека. Пугающе сочный, пылающий голодом.
– Оденься! – рычанием, и руль сжат еще сильнее, старается смотреть на дорогу, сцепив челюсти.
Он предлагал мне молиться, но я больше ничего не боюсь. Зачем мне молиться, если самое страшное уже давно произошло, а самый жуткий человек из всех, кого я знала, сидит рядом, и мое тело жаждет, чтобы он к нему прикоснулся.
Завела руки за спину, щелкнула застежкой лифчика и так же отшвырнула его назад, ремень впился в кожу между голыми грудями, и прохладный воздух заставил соски сжаться… натирает нежную кожу, и грудь лежит поверх, контрастируя с черной тканью. Снова обернулся и на дорогу. Кадык дернулся, и на виске запульсировала жилка.
– Я сказал, оденься!
– Нет, – бросила с вызовом и потянула вниз трусики, освобождая от них одну ногу и ставя ее на сиденье, продолжая смотреть на его лицо, на четкий профиль с орлиным носом и тяжелый подбородок, на губы такие полные, чувственные, мягкие даже на вид. Пальцы скользнули по животу вниз, к выбритому наголо лобку.
– Твою мать! – проследил за моими пальцами, поднял взгляд на грудь и судорожно выдохнул. – Прекратииии, бл*дь!
– Нет…, – схватила его за руку и поднесла ее ко рту, быстро обхватывая пальцы губами, жадно втягивая их в рот, как он учил и требовал когда-то. Смачивая слюной, скользя языком по фалангам. Какие они огромные и сильные, какие солоноватые и пахнут сигарами, пахнут чем-то едким. Хочу эти пальцы в себе. Зашипел, скалясь: