Озеро Сариклен - стр. 4
– Ты что, отражения своего не увидела?
– А… ты откуда знаешь? – она была очень удивлена, она вообще ничего не понимала сейчас, и эта ее запутанность и запуганность, эта обнажившаяся вдруг детскость точно пронзила его.
– Ну… ну… Не увидела и испугалась. А ты не пугайся. Это ничего. Это… так бывает.
– Бывает?
– Ну да, бывает. Только пугаться нельзя.
– Но… как же? А ты? Ты – тоже?
– У всех бывает. Только пугаться нельзя, – повторил Антон.
Он говорил с ней сейчас как с ребенком. Старался успокоить, даже рассмешить:
– Идешь, как телок на веревочке…
Она, наконец, слегка улыбнулась. Поглядела вокруг.
Солнце светит. По дороге прохаживаются люди. Скоро обед. Господи, как хорошо, что можно будет сейчас зайти в столовую, услышать веселый гам, почувствовать вкусный запах супа. Сейчас пройдет… Сейчас все пройдет…
После обеда они отдохнули в номере и вышли к озеру уже целой компанией. Казалось, утренние страхи совсем развеялись… Ну чего, в самом деле, она испугалась? Какие-то оптические фокусы, наверное. Мало ли еще есть непонятных вещей. Из них и вырастают сказки. Котенок так же пугается своего отражения в зеркале, как она – своего неотражения. Но она не котенок – справится. «Тайна озера Сариклен», о которой она столько слышала. Это всего лишь какой-нибудь оптический обман. И – пускай он теперь пугает других. Она уже не боится. Отражает ее озеро или нет – не все ли равно? Вот глаза людей ее явно отражают.
– В моей жизни вы – Екатерина Первая, – говорит ей профессор по имени Павлик, игриво склоняясь перед ней.
– А сколько было Елен, Марий, Ирин? – подхватывает она весело.
– В моем сердце, как и в России, есть только одна великая царица – Екатерина.
– Ну, ну, ну, – останавливает она, но ей весело. Ей очень весело. И вдруг смех ее обрывается.
Озеро огромное, невыразимо спокойное смотрит на нее, как глаз, от которого некуда укрыться… Да что же это такое? Да зачем это оно смотрит в нее?! И она вспомнила, что не отражается в озере. Не отражается. Нет ее. И все.
Кате захотелось закричать, убежать, спрятаться куда-то в стены, во что-что соразмерное ей, в какое-то пространство, где она – есть, доподлинно есть.
И снова к горлу подступил комок. И – надо сдерживаться, притворяться. А Антон… Да где же Антон?
Антон отделился от компании как-то незаметно ни для кого и пошел вверх по холму. Шел легко, быстро, иногда подпрыгивал на ходу, ухватывался за какой-нибудь толстый сук и повисал на нем, точно взлетал над землей. Потом так же быстро прыгал вниз и шел дальше. А лес обступал, обступал, затягивал в себя. Прекрасный смешанный лес с огромными деревьями, с густым подлеском, звенящий, гудящий, пахучий, он внезапно раздвигался, и в прорывах просвечивало озеро.
И – никого!..
Где-то зацокала белка, пробежала кольцом по сосновому стволу, перескочила прямо над оврагом и вот уже цокает с соседней ели. Антон задрал голову и зацокал ей в ответ. Белка насторожилась, замолчала, снова зацокала. «То-то же, понимаешь меня». Затенькала синица. Антон прислушался и опять ответил на ее собственном языке, так что и не отличишь.
Пропел и расписался длинным звуком зяблик. Он и ему ответил. Этот язык он понимал. И говорить на нем умел. Наверное даже лучше, чем на человеческом. Да, на лесном языке говорить ему было, пожалуй, проще. С птицами и со зверьем как-то скорей договоришься, чем с людьми.