Оттепель на закате - стр. 35
— А с кем же мне ходить, кроме собак? — Я водрузила блюдо с уткой на середину стола и взялась за обсидиановый нож, чтобы ее порезать. — У меня нет никого.
Птичка оказалась внутри все еще очень горячей, и я тихонько зашипела, слегка обжегшись. Роутэг оказался за моей спиной мгновенно и отобрал нож.
— Больше это не так, — уронил, нарезая тушку.
Ладно, похоже он уже достаточно окреп и можно поговорить. Наполнила тарелки подоспевшей кашей из горшка и, положив деревянные ложки, вырезанные еще моим отцом, сделала приглашающий жест.
— Могу я спросить тебя, что значат все эти твои слова о том, что ты не планируешь уходить, и вот сейчас, что я больше не одна? Они о том, что ты планируешь длительные отношения со мной? Ты собираешься остаться?
Он же указывал мне прежде, что я спрашиваю не о том, что хочу знать и избегаю некоторых вопросов вовсе. Исправляюсь.
— Я сказал, что хочу быть твоим новым мужчиной, — кивнул черный, опускаясь на стул напротив, — но нет, я не останусь здесь.
— То есть ты планируешь прилетать ко мне… по мере необходимости? — Угу, как только возникнет желание… совокупиться.
— Прилетать? Нет. Я заберу тебя отсюда. Мы уйдем вдвоем. — За стол-то он сел, но к пище не прикоснулся.
— Как это? Куда? — распахнула я глаза в шоке, вскакивая. — В смысле… нет! Нет! Невозможно! Это мой дом, этот скит еще мой дед построил до катастрофы, и я никуда…
— Элли! — Нет, Роутэг не повысил голос ни капли, не добавил в него жесткости, но прозвучало мое имя все равно подобно удару каменного топора — отсекая любые возражения в зародыше. Поэтому я замолчала и только потрясенно пялилась на него, медленно опустившись на место.
— Разве это так необходимо? — справилась с собой через минуту и, взяв с блюда кусок мяса, едва ли не швырнула его в свою тарелку, вспомнив, что в прошлый раз Каратель наотрез отказывался брать пищу первым.
— Да.
“Да”, и все на этом. Словами, как камнями, припечатывает и плевать ему, что каждый мне по-живому. Сделав с десяток вдохов и проморгавшись, чтобы справиться с собой, постаралась спросить как можно спокойнее:
— Почему? Ты же не можешь не понимать, что здесь у меня дом. Здесь у меня все вообще. Я всегда жила здесь и нигде больше. Здесь моя жизнь, и другой я не знаю и не хочу!
— Понимаю и сожалею. Но так нужно, Элли.
Роутэг глаз не отвел, глядя на меня все так же пристально и, теперь чудилось, абсолютно безжалостно. Ни о чем он не сожалеет.
— Почему? — рискуя вызвать его раздражение, продолжила упрямиться я. — Я же имею право на объяснение хотя бы?
— Да. Но позже. Пока тебе просто нужно привыкнуть к мысли о том, что придется уходить. Я вижу, что это трудно для тебя и не хочу усугублять ситуацию лишней информацией.
Просто привыкнуть? Он серьезно? И чем еще можно усугубить подобное?
— А если… — Да что я уже теряю? — Если я откажусь принять тебя как своего мужчину?
Я ожидала вспышки гнева, но вместо этого черный прикрыл на секунду глаза, словно переживая некий болезненный момент, глубоко вздохнул, кадык его резко дернулся, и посмотрел на меня с прежней непроницаемой невозмутимостью.
— Это ничего не изменит в целом.
— Отчего же? — Его непрошибаемость горячила мою кровь, подталкивая и дальше испытывать его терпение. — Если я возьму другого мужчину. Человека. Приму его как своего супруга. И останусь с ним здесь.