Отсчёт пошёл! - стр. 4

– Покажи! – крикнул наставник, от увиденного схватился за голову и бросился к своему стулу, рядом с которым находился ящик с запасными снастями и нож.

Я упал на колени и еще раз дернул за леску и крючок, вместе с обрывками внутренностей, вылетел наружу. Наставник что-то говорил мне, держа в руках уже бесполезный нож, а я смотрел на мечту, как на перевернутую карточку…

16:05. Данная мечта принадлежит мальчику, лет 8—10. Ноябрьский, без сомнений. Пишет стихи, любит компьютерные игры… стратегии. А еще он… передвигается в коляске. В мечте он видит себя, естественно, ходячим. И счастливым.

Я держал в руках бьющуюся мечту ребенка, будто донорское сердце, не зная, куда ее деть…

В воду, в ведро?

…и уже не мог смотреть на нее. Только что она была красивой и величественной, теперь напоминала тряпку, об которую мясники вытирают руки после очередного разделывания туши, и я… сжал мечту в ладонях так крепко, как только мог, что бы прекратить этот кошмар. Она все дергалась и дергалась, теряя жизнь и смысл своего назначения. А когда окончательно затихла, я откинулся назад и стал биться головой об мягкую глинистую землю. И долго еще наставник пытался меня успокоить, пока не влепил такую пощечину, от которой все мысли в голове пропали. Все, кроме одной – я убил детскую мечту собственными руками.

Дело в том, что смерть мечты не повлияет на конечный результат – будут деньги, будет операция, ребенок будет ходить. Но случится нечто другое – блеск в глазах паренька будет гаснуть с каждым днем все больше и больше. Вначале будет неверие в выздоровление, потом тоска, апатия, полное безразличие ко всему. И даже благоприятный итог не станет для него таким ожидаемым и радостным. Представьте, ребенок-колясочник, поддерживаемый медсестрами, встает на ноги, и не улыбается. Я знал, что примерно так и будет. Так же я знал кое-что еще.

Пятнадцать минут мы сидели на берегу и смотрели на водоем, где среди обычных рыб резвились чьи-то, плохие и хорошие, мечты, фантазии и надежды.

– Ты как? – наставник посмотрел на меня, уже зная, что никакой «корочки» у меня завтра не будет.

– Нормально, – прошептал я, – просто… так все запороть…

– Кто же знал? – так же тихо сказал он.

– Никто.

Меня же бросила девушка, когда не прошла конкурс, а меня зачислили. Это была ее мечта. Вот она бы все сделала правильно. Любой другой обновил бы червяка. Но не я.

– Ладно, – наставник ободряюще похлопал меня по плечу, – пошли. Ты все равно уже ничем не можешь помочь.

– Могу, – твердо сказал я.

– Каким это образом? – наставник посмотрел на мертвую мечту, плавающую в ведре вверх брюхом.

– Я знаю, где он живет.

– Пойдем со мной, – перед отделом кадров, где ждала трудовая книжка, меня остановил директор.

– Куда? – насторожился я.

Мы вчера уже все обсудили.

– Есть дело.

Мы вошли в приемную, где толпились все ловцы мечты, включая моего наставника.

– Вот, от всех нас, – директор протянул мне конверт.

– Не.., – прохрипел я и прочистил горло, – не надо.

– А это не тебе, а тому пацану.

– Да я сам, – возразил я, – это мой косяк.

– А если бы я так прокололся? Или кто-нибудь из нас? – поинтересовался директор, – И поехал бы в другой город искупать вину? Твои действия?

Что тут скажешь? Я принял конверт. Действительно, чего из себя гордого лепить, когда помогают от чистого сердца.