Отогреть лирамцев - стр. 5
— Вот снова ты впереди ишака бежишь, – возмутилась Малика, как всегда переиначивая устоявшиеся фразеологизмы и поговорки на лад своей горной родины. — Сдались мне эти безмозглые бараны, которые лучшего доктора увольняют, потому что не удосужились хотя бы раз встать на её место и взглянуть на ситуацию с детьми глазами той, что в своих маленьких пациентах души не чает. Сухари бездушные!
— Тогда кто и что мне просил передать? — любопытство всё же заставило поднять на черноокую подругу глаза.
— Витя дежурил у входа в свою палату, и как увидел меня, так выбежал и затараторил, чтобы я обязательно тебе передала вот это!
Из просторного кармана белого медицинского халата Малика достала сложенный вчетверо лист бумаги, простой, в клеточку. Внутри оказался рисунок, заставивший вновь улыбнуться, но на этот раз, я уверена, у меня даже глаза светились от теплоты и нежности. Так мне было приятно угадать на этом, нарисованном нетвёрдой после болезни детской рукой себя, Малику и всех ребят из палаты, где лежит Витя.
— Какая я здесь красивая! — умилялась изображённому на мне платью в крупные цветы, но не какие-то там ромашки, а ландыши, или колокольчики. К сожалению, Витя где-то смог раздобыть только простой карандаш и нарисовал всё им, поэтому узнать точнее, что за цветы он изобразил, можно было только спросив у него лично. Вот только я больше не имела права к нему приближаться, ведь меня уволили, и родственницей или его воспитательницей я не являюсь. — А ты, Малика, посмотри, как он старательно твои косы нарисовал, а? Да у него талант! Его бы в художественную школу отдать… Была б моя воля — поспособствовала. Хотя нет, я сделала бы ещё лучше — усыновила бы, или открыла свой «Тёплый, семейный дом», где всем были бы рады, всем было бы тепло и уютно, и за таланты бы хвалили и их развивали, а не отбирали карандаши, ругая за «испорченные» тетрадные листочки.
— Да уж, — Малика тепло, но грустно улыбнулась. А потом встрепенулась, дотянулась до меня рукой и потрясла за предплечье. — А знаешь, что мы можем с тобой сделать?
— Что? — спросила скорее из вежливости, потому что уже не верила, что и правда можно что-то такое предпринять, чтобы мои мечты хоть на несколько процентов исполнились.
Вот только открывшую было рот Малику перебил звонок телефона. Её телефона.
— Начальство, — скривилась она, но звонок всё же приняла. Это я могла себе позволить взбрыкнуть и просто не ответить, ведь фактически они мне уже — никто. А вот Малика так поступить не могла. — Да, Настасья Андревна рядом… Как так не уволена? Вы же сами при всех сказали… Ладно, сейчас придём.
— Подробности, — потребовала от вот уже двадцать лет как моей подруги, которая сейчас выглядела очень удивлённой.
— Тебя вроде бы не увольняют, но там какие-то условности. Нас главный к себе в кабинет зовёт. Почему-то обеих. По телефону ничего рассказывать не стал. Пойдём?
Собственно, у Малики не было вариантов, так что она спросила про меня. И всё же приятно от неё слышать это привычное «мы».
— Сейчас умоюсь и пойдём, — кивнула ей, отчего она тепло мне улыбнулась. — Надеюсь Геннадий Иванович не думает, что я буду молчать в тряпочку?
— Настасья, давай сперва выслушаем этого барана, а потом уже решим, что с этим его возможно щедрым предложением делать.