Открытая рана - стр. 25

Вот и мой двор за кованой металлической оградой. Его сторожит бессменный Али – наш дворник-татарин, массивный и колоритный, в фартуке, с бляхой на груди, в кармане свисток. Он вечно со скрежетом метет землю своей метлой и собирает бумажки. Он настоящий домовой, охранитель жилья – от него веет надежностью, порядком и спокойствием.

Завидев меня, он уважительно произнес:

– Доброго вечера, товарищ начальник!

Меня он считает большим начальником. Оно и неудивительно. Только две семьи во всех домах, у которых он метет асфальт, имеют свои отдельные квартиры. Хоть и крохотная, с маленькой кухней и с комнатой, куда с трудом помещается шкаф, кровати и стол, но все же своя. И еще телефон. Определенно, ну очень большой начальник. А дворник начальство уважает, особенно которое по повадкам имеет отношение к органам. Сам каждый вечер вместе с другими дворниками отчитывается и получает задания в ближайшем отделении милиции.

Аня встретила меня в прихожей. Взяв у меня коробку с пирожными, холодно и утвердительно произнесла:

– Уезжаешь.

Ну конечно, она прекрасно знала мои привычки. Пирожные в коробке – это верный признак того, что снова несет меня куда-то на другой край света. Это как бы мое извинение, что я опять уезжаю от семьи и ее проблем.

– Ненадолго, Анечка.

– И снова неожиданно. И опять… – Она по привычке хотела высказать мне все и сразу, но тут нам помещали. Из комнаты материализовалось торнадо, все закрутилось и заходило ходуном. Имя торнадо было Настя.

Она с лету запрыгнула мне на шею с победным криком:

– Папка пришел!

– А кто будет нынче есть пирожные? – спросил я, подбрасывая в воздух мою четырехлетнюю дочку, страшно энергичную и не по возрасту рассудительную.

– Я! – крикнула она радостно и добавила уже грустно: – Ну и ты с мамой.

– Не бойся. Всем хватит.

Чай на гудящем керогазе подогрели. Расселись вокруг круглого стола на тесной кухне.

Дочка умяла одно пирожное. Потом другое, уже с трудом, но нет таких трудностей, которые эта сластена не могла преодолеть.

– Еще эклер хочешь? – спросил я.

– Не хочу. – Настя все же сломалась.

– А что хочешь?

– Пулемет!

У меня чуть чашка из пальцев не выпала.

– Что?

– Пулемет.

– Почему пулемет?

– Мама сказала, что ты свои пулеметы, гранаты и шпионов больше нас любишь. Вот я и хочу пулемет. Хочу, хочу, хочу, – закапризничала дочка.

– Вот вернусь. И поговорим, – пообещал я, прикинув, что, может, дать ей поиграться с пистолетом, из которого извлечь все патроны, но тут вспомнил, что мне высказала жена, когда однажды я сделал это.

Беспокойное дите отправилось играть в комнату. А я хмыкнул:

– Значит, пулемет мне дороже.

– А что! – тут же вскинулась Аня, как пионер – всегда готовая к свершениям, а также к скандалу и выяснению отношений. – Тебе лишь бы подальше от семьи!

Она гневно раскраснелась, а у меня в груди что-то екнуло – она была все такая же красивая, как и раньше, а эмоции, пусть и вредные, придавали ей очарования и энергии.

– Лишь бы ребенка лишний раз в кино не сводить и мороженым не кормить! Лишь бы…

– Аня. Не начинай. Я слышал это не раз.

Как-то у нас с ней в последнее время не ладится. Мы вроде как не семья, а просто две рабочих особи в улье. Побыли вместе несколько часов, поели, поспали и полетели жужжать по своим делам. Каждый живет работой. Я извожу супостатов. Аня обучает в школе подрастающее поколение и числится самой строгой училкой. Все эти строгости практикует и дома. Все должно быть по ней.