"Откровения о..." книга 2. Милаха - стр. 52
— Пожалуйста, покиньте оранжерею, — настойчиво повторил он. — Без личного распоряжения Зои Андреевны, я не могу позволить вам остаться.
— Блядь, настырный ты мальчик! Понимаю теперь, за что тебя так отмудохали. Люд, посиди, сейчас я принесу ему личное распоряжение… Напросился, сопляк.
Она ринулась к выходу, и скоро цокот её каблуков стих.
— Извините, но вам тоже нужно уйти. — Лешка по-прежнему стоял в дверях, и сдаваться не собирался.
Чего я так испугалась? Почему затряслись поджилки и противно ослабли колени?
— Вы меня слышите? — он сделал несколько шагов вперёд и очутился сбоку от дивана.
Я машинально поправила задравшийся подол платья, пытаясь скрыть под ним кружевные резинки чулок, и только после этого повернула голову:
— Привет.
Ну и что, что полумрак? Ну и что, что под левым глазом, стекая на скулу безобразным лиловым пятном, всё ещё цвёл синяк? Фирменный румянец всё равно вспыхнул, и я его увидела.
— Грузчиком работаешь, да? На оптовке?
Он отвернулся к окну, пробежался взглядом по ночным огням города.
— Тебе, правда, нельзя здесь находиться.
— Ладно. Поняла. Работа, ничего личного, да? Хотя, мог бы, конечно, и поздороваться, в память, так сказать, былой дружбы.
— Привет.
— Ладно уж, не буду тебя под монастырь подводить…
Пока я поднималась, он уже встал в проходе боком, придерживая для меня открытую дверь.
И как будто какой-то грёбанный магнит сработал. Фу-у-ух, а кровь-то как зашумела в ушах!
Стояли в дверном проёме и смотрели друг другу в лицо. Месяц его не видела, две недели со времени последнего телефонного разговора не слышала… А такое впечатление, что полгода прошло. Побит он и правда был знатно — на рассечённой брови, похоже, останется шрам, но хоть отёк с глаза сошёл, а то, Ленка же говорила, вообще не открывался…
— Ты как-то… осунулся, что ли?
Он усмехнулся.
— А ты красивая.
Было ли это приятно? Охрененно как! Но я не позволила себе это дочувствовать. Поспешно сунула сверкающую, пляшущую в сердце искорку под замок. Кащей Бессмертный хренов. Моё богатство — моя слабость. Потом буду чахнуть над ним, без свидетелей.
И всё же я была под градусом, мне море было по колено, и я смотрела в Лёшкины глаза прямо, и кто знает, что там в них было? Во всяком случае, Лёшка не выдержал, отвёл взгляд. Скользнул им по моим губам, по шее, по глубокому декольте… И вдруг расплылся в улыбке — такой широкой и открытой, такой знакомой… Опустил голову, закусил губу, пытаясь взять себя в руки, но безуспешно. Я тоже не выдержала, разулыбалась в ответ, пихнула его легонько в грудь:
— Скажи, над чем ржёшь, Савченко, вместе поугораем!
Он только мотнул головой, и улыбка переросла в смех. Моя тоже. Просто стояли и ржали, как два придурка. За этим нас и застукала Зойка.
— Нормально… Куревом несёт аж от сортира, а он тут развлекается! Блядь, Лёш, если у меня хоть одна орхидея сдохнет, я тебе лично под второй глаз засвечу! Милусь, ну а ты чего мне персонал портишь? Я, конечно, всё понимаю, Лёся у меня парень видный, но Машков твой там громы и молнии мечет!
Мы с Лёшкой шарахнулись друг от друга, словно освобождая проход для хозяйки… И она вошла в оранжерею. И увидела разбитый горшок.
— За-е-бись… Лёша, ты попал на бабки. Поздравляю! — Сокрушённо развела руками. — Блять, ну как так? Мало того, что я позволила тебе расписному такому выйти на дежурство, убрала тебя, нахрен с глаз подальше, доверила просто, твою мать, тряпочку поперёк прохода охранять, так ты мало того, что курить здесь позволил, так ещё и цветочек мой… Ну и что мне с тобой за это сделать?