Отель «Жар-птица» - стр. 19
Внешне эти строения отличались друг от друга лишь цветом фасада: мой был желтовато-бежевым, бабушки и деда – белый с красной полоской вдоль крыши. Зато внутри они были разными.
Мы с дедом выкроили пространство жилищ в соответствии с собственным вкусом и потребностями. Так, в моем доме имелась спальня, гостиная с декоративным камином и большим книжным шкафом, просторная кухня, ванная и две кладовых, одну из которых я использовала, как гардероб. У деда же находились еще две гостевые комнаты (одна из них раньше была моей детской, а в другой обычно останавливался отец, когда приезжал в гости), кабинет и зимний сад, где бабушка разводила орхидеи, фиалки и померанцевые деревья.
Мой переезд в новое гнездо отмечали широко – с застольем, музыкой и хлопушками.
Зеленая улица, на которой располагались наши коттеджи, входила в частный сектор городской окраины. Здесь жили преимущественно чародеи, поэтому атмосфера тут была во всех смыслах волшебная. Ее газоны и тротуары всегда оставались чистыми и аккуратными, кирпичные и деревянные домики отделяли друг от друга тенистые скверы, уютные кафе, крошечные магазинчики и забавные детские городки с горками и качелями.
С соседями мы дружили. Совместно отмечать праздники нам было не в первой, поэтому с новосельем меня поздравляла вся Зеленая улица.
А через два месяца вся Зеленая улица так же дружно провожала в последний путь Васелину Солнцеву, которая в одно чудесное солнечное утро не проснулась в своей теплой супружеской постели…
Ярослав Сенин как-то сказал, что выходные даются людям, чтобы отдыхать, и портить их такими отвратительными делами, как уборка, стирка или, не дай бог, перекапывание грядок – страшный грех, за который после смерти нас будут ждать горы немытой посуды, грязные полы и бескрайний непаханый огород. Милолика Петровна тогда обозвала Ярика лодырем и тунеядцем, а потом полдня обдумывала его слова, находясь в печальной задумчивости.
Если следовать логике Ярослава, нынешний выходной я провела в высшей степени глупо и бездарно.
Вернувшись домой из отеля, я навела чистоту в доме и во дворе, сварила кастрюлю супа, отнесла ее в дедов холодильник, и полила бабушкины фиалки, за которыми Валентин Митрофанович продолжаел ухаживать все эти годы. Затем отправилась в салон красоты, где в течение двух с половиной часов мне приводили в порядок ногти.
Когда я вышла из салона на улицу, на город начали опускаться сумерки. Небо еще казалось светлым, однако его прозрачная синева поблекла, а белоснежные облака приобрели лиловый оттенок.
В воздухе уже ощущалась нежная вечерняя свежесть, и мне подумалось, что было бы неплохо зайти сейчас в какое-нибудь кафе и выпить чашку сладкого черного чая с мягкой сырной булкой.
Ближайшее кафе находилось за углом. Но стоило мне сделать к нему несколько шагов, как за спиной кто-то радостно удивился:
– Ульяна?..
Я обернулась и увидела Максима Ивушкина. Его буйные кудри были взлохмачены, кроссовки потускнели от пыли, плечи сутулились под тяжестью кофра с фотоаппаратом. Судя по всему, Ивушкин только что вернулся с лесной прогулки.
– Добрый вечер, – поздоровалась я.
– Добрый, добрый. Рад вас видеть, Ульяна. На кого же вы бросили гостиницу? Кто будет встречать ее постояльцев, если вы здесь?
– За гостиницей присмотрит мой дедушка, – улыбнулась я. – У меня сегодня неожиданно выдался выходной.