Отель на краю - стр. 3
Теперь голос справа стал чуть громче:
– Ну что, пацан, налюбовался? Шикарный вид, правда?
Он скосил глаза направо, изо всех сил стараясь, чтобы это осталось незамеченным для обладателя хрипловатого насмешливого баса, но тот расхохотался:
– Да ладно, не косись, поверни башку-то!
Понимая, что сохранить достоинство уже не удалось, он открыто посмотрел направо, но ничего не увидел.
– Сильней крути, так не увидишь, – посоветовал бас.
Он обреченно вздохнул и вывернул шею, насколько смог.
От концов досок, образовывавших правую стену его нынешнего обиталища, вправо метра на полтора вдоль обрыва тянулась какая-то фанерная загородка. Там, где она заканчивалась, из-за нее наполовину высовывалась лохматая русая голова.
– Ну наконец-то, дождались, – насмешливо хмыкнула голова. – Ты все-таки мужик – и то хлеб. А то я уж перепугался, что у нас тут бабцовский клуб собирается.
Какое-то время он боролся со своим взбунтовавшимся самолюбием, потом вдруг севшим петушиным голосом спросил:
– Я вообще где?
– Знаешь, друг, одно могу сказать тебе точно: ты примерно там же, где и я. Только не спрашивай, где я, хорошо?
– А как мы здесь оказались? – совсем уж жалобно поинтересовался он.
– Нет уж, это ты мне скажи, как ты здесь оказался. Может, тогда и мне понятнее будет, как здесь оказался я. Кстати, можешь звать меня Фермер. Меня тут все так зовут. Ну, то есть все, кто разговаривает, – не слишком понятно уточнила голова.
– Я Игорь Александрович, – пробурчал он, чувствуя, что шея отказывается продолжать светскую беседу в таком катастрофически неудобном положении.
В этот момент совсем издалека – на этот раз слева – донесся высокий мужской голос с откровенно издевательскими нотками:
– Нет уж, дорогой новобранец, «Александрович» – это слишком долго, орать замучишься. У нас тут все запросто: тот плохо воспитанный лохматый господин через два барака от меня – Фермер, я, уж извините, Эйнштейн. Прошу без выводов о моей мании величия, это не я придумал. Просто нашему уважаемому Фермеру покоя не дает мое профессорство.
Пока он пытался уговорить шею потерпеть еще немного, снова вступил Фермер:
– Знаешь, новичок, он хоть и Эйнштейн, а не понимает, что мы когда-нибудь отсюда выберемся. А я, скажем, вовсе не хочу, чтобы кто-то из вас меня потом вычислил. Зачем кому-то знать, что такой-то на высоте триста метров над уровнем моря в своей рвоте и моче валялся? Так что не выпендривайся, просто скажи, кем работаешь, мы сами сочиним, как тебя звать.
Доводы Фермера звучали весьма убедительно, и он с сердитой досадой сообщил:
– Я советник!
– Ух ты! – изумился Фермер. – И чей ты советник? Президента?
– Хозяина компании! – раздраженно прокричал он и в следующую же секунду пожалел о своей неосторожности, потому что Фермер тут же заорал:
– Я понял, ты – холуй!
– Да пошли вы в задницу! – обозлился он, втянул голову внутрь своей коробки и с бесконечным облегчением уткнулся лбом в пол.
– Слышь, Эйнштейн, он нас даже в задницу на «вы» посылает! Эй, Холуй, ты не обижайся, я ж не со зла, просто слово хорошее. Старое… – и Фермер даже причмокнул мечтательно.
– И, судя по реакции нашего советника, точное, – внес свою лепту Эйнштейн.
…На борьбу с разъяренным самолюбием у него ушло не меньше часа. Все это время Фермер с Эйнштейном продолжали перекрикиваться, но он в их разговор не вслушивался.