Отец моей подруги - стр. 42

— Вам уже лучше? — спрашиваю, не выдержав гнетущей тишины. Скашиваю взгляд на его живот, но через одежду ничего не разглядеть.

Цвет кожи Максима стал розовее, бледность почти ушла, за него можно не волноваться.

— Да. И мы, кажется, договорились перейти на «ты».

В его глазах загорается хищный блеск. Думаю, он тоже сейчас вспоминает, как зажал меня в кухне, замотанную в полотенце.

Прочищаю горло, чтобы скрыть неловкость.

— Девочки твоего возраста должны наслаждаться университетской жизнью, а не бегать по подработкам, — снова принимается за нравоучения.

Я поворачиваю к нему голову, вздергиваю подбородок.

— Девочки моего возраста уже закончили универ и устроились на работу. Мне двадцать три, не девятнадцать, как Оле, — поясняю.

Бровь Максима ползет вверх. Удивлен.

— Я не с первого раза поступила на бюджет, — признаюсь.

Он все еще смотрит на меня.

— И не со второго, — произношу уже тише. — Два балла не хватило, чтобы попасть на бюджет, а потом часть мест отдали льготникам.

— А ты целеустремленная, — качает головой, усмехаясь. Его взгляд меняется, становится более откровенным. Разглядывает меня, смотрит, словно впервые встретились.

Весь оставшийся путь домой он задумчиво молчит, время от времени бросая на меня взгляды, которые я чувствую, не поднимая глаз.

Когда он отвлекается на телефонный разговор, я тайком достаю пачку денег из своего рюкзака и опускаю их в кармашек на двери.

Не могу я так. Это чужие деньги. И Максим мне никто.

Когда мы подъезжаем к моему дому, я быстро открываю дверь и выскакиваю из машины.

— Спасибо, — говорю я, сбегая. Почему-то уверена, как только заметит оставленные мной деньги, будет ужасно злиться.

23. Глава 23

В гостиной дома Алмазовых мы с Олей усердно пытаемся освоить азы медицины, так сказать.

— Черт, опять мимо, — ворчит Оля, когда очередная попытка попасть иглой в вену заканчивается неудачей.

На сгибе ее локтя на обеих руках уже заметны синяки, мои руки не в лучшем состоянии.

Послезавтра нам нужно продемонстрировать свое умение ставить центральный венозный катетер, а мы все еще далеки от идеала.

Скорее покалечим пациента, чем поставим на ноги.

Оказалось, я жутко боюсь причинить кому-то боль, а Оля… ну, это ведь Оля!

— Может, хватит на сегодня? — предлагает подруга, я и сама чувствую, как силы покидают меня.

Это уже третий день пыток.

Сначала мы тренировались у меня, но сегодня подруга потянула меня к себе домой.

Мне очень не хотелось встречаться с Максимом, но одновременно желала этого до одури.

Он в очередной командировке. Или со своей шлюхой. Так сказала Оля, когда я невзначай поинтересовалась, где ее отец.

Стало горько во рту и больно в груди.

Ревность. Это однозначно была она, и мне стоит вырвать это чувство с корнями из своего сердца.

— Мы не можем, Оль, нас не допустят до практики в поликлинике, — говорю, а сама в который раз за последние два часа пялюсь на дверь, боясь, что появится Алмазов, хотя знаю, что это невозможно.

— На чертовых тренажерах все так элементарно казалось, но проткнуть этой иглой живого человека не так просто! — взрывается Оля, ее нервы сдали.

Она берет бумажный пакет и заталкивает туда ватные тампоны, использованные иглы и все, что находит вокруг, давая понять, что продолжать сегодня точно не собирается.

Да и на нас не осталось ни одного живого места для продолжения.