Отец моей подруги - стр. 44

Ловлю его взгляд и чувствую между нами связь. Один секрет на двоих. И никто об этом больше не знает.

— Чем занимаетесь, девочки? — спрашивает непринужденно, идет к нам.

— Отдыхаем, пап. А ты почему так рано домой приехал? Говорил же — раньше девяти не ждать.

В этот момент Максим быстрыми шагами подходит к нам, его взгляд резко меняется, становится металлически холоден и пронзителен.

Он смотрит на наши руки, замечает синяки, следы от неудачных попыток вколоть иглу. Его рука резко вытягивается вперед, и он хватает Олю за руку, заставляя ее вскрикнуть от боли.

— Что здесь происходит? — его голос, кажется, способен разрезать воздух на части. — Вы вообще страх потеряли?

Я цепенею.

— Пап, ты чего? — Оля, кажется, тоже пугается гнева отца.

— Это что такое? — указывает на вены, переводит взгляд на мою руку. Такую же несчастную и истерзанную, как у Оли. Его голос злой, громкий. — Объясните немедленно!

Мы с Олей переглядываемся, не понимая резкого изменения настроения Максима.

Максим тщательно осматривает ее руки, затем его взгляд переходит на мои. Потом он проверяет зрачки Оли, и до меня наконец-то доходит.

— Это не то, что вы думаете! — начинаю объяснять я. — Мы учимся ставить капельницы, — неожиданно четко и ясно говорю я. — Тренируемся друг на друге. Не очень удачно, как вы можете заметить.

— Да, пап, вот, посмотри, — она вырывается из его захвата, тянется за пакетом и высыпает содержимое перед ним. — Третий день только этим и занимаемся. Если не справимся, то никакой практики на настоящих пациентах.

Максим на мгновение замирает, его взгляд смягчается, но недоверие все еще читается в его глазах. Он отпускает Олю и делает шаг назад, словно внутренне борется с собой, пытаясь понять, верить нам или нет.

— Капельницу... — он повторяет, его голос уже не такой резкий.

— А ты о чем подумал, пап? О, боже, ты что, решил, что мы стали наркоманками? С ума сошел? — Оля делает вид, что ее передергивает от одной мысли об этом. — Я не настолько свихнулась, чтобы вот так свою жизнь просрать…

— За словами своими следи, — резко перебивает ее Максим, наклоняется и подбирает с пола одну из запечатанных игл. Крутит в руке, потом снова на нас взгляд бросает. — Смотря на вас, начинаю сомневаться, что больные находятся в хороших руках, — качает головой.

Взгляд Оли вдруг вспыхивает озорством, она прищуривается, хитро усмехается.

— Пап, а давай мы потренируемся на тебе? Докажем тебе, что мы не настолько безнадежны, — она уже тянет его за руку к дивану. — У нас просто уже живого места не осталось, а Нина Сергеевна наотрез отказалась стать нашим первым пациентом. Говорит, с детства иголок боится, но у меня на этот счет есть сомнения.

Нина Сергеевна — домработница в доме Алмазовых. И да, она тактично избежала участи подопытного кролика.

Максим сначала сопротивляется, потом с усмешкой садится, видимо, решив сыграть по ее правилам.

Оля задирает рукав его рубашки и вдруг замирает. На внутренней стороне предплечья — следы от иголки.

— Пап, что это? Ты чем-то болен? — голос ее тревожен, она напрягается, поднимает взгляд на отца.

Я сглатываю. Делаю вид, что меня в этой комнате не существует. Я очень плохо вру. Поэтому лучше мне сейчас не принимать участия в этом разговоре.

Максим вздыхает и покачивает головой, его взгляд усталый, но успокаивающий.