Отец моей малышки... за кафедрой! - стр. 20
Прежде чем я реагирую, меня буквально пронзает до странности мистическое совпадение с Масюниным сном – вот именно так, скорее всего, она его и увидела.
– Что тебе нужно, Алекс? – я высовываюсь из окна и специально, еще раз называю его нелюбимым именем.
Один Бог знает, чего мне стоило обратиться к нему напрямую – не заикаясь и не путаясь в словах.
Он, ожидаемо, хмурится.
– Нам надо поговорить, Лиля. Хватит уже бегать от меня…
И решительно, безо всякого стыда, обходит машину, собираясь по всей видимости, усесться рядом со мной на пассажирское сиденье.
В панике от того, что сейчас окажусь с ним рядом, я даю по газам и резко выруливаю вбок, но он уже успел схватиться за ручку дверцы, и та тянет его, заставляя податься вперед всем телом. Чтобы не упасть, он делает широкий шаг вперед и уходит ногой вниз, в какую-то дыру в асфальте – судя по звуку, наполненную водой. И рушится, вслед за отъезжающей машиной, лицом вниз, исчезая из поля моего зрения.
Уже в полнейшем ужасе, я торможу, выскакиваю, бросая машину на середине дороги, бегу сломя голову обратно к нему. Сердце готово выскочить из груди – не дай Бог я его убила! А если ранила?! А если он из-за меня ногу сломал?! И что я скажу Маше, которая именно это и увидела в своем сне?!
Пока добегаю, он уже на ногах – стоит, тяжело опираясь о багажник чужой машины. Его ноги мокрые до колена – вся штанины вымочена насквозь. А левая – о ужас! – как-то странно подогнута.
– Ты в порядке? – обхватываю его за пояс, даю опереться о свои плечи. Он явно не против.
– Понятия не имею… – хрипит он и морщится, словно от боли. – Сейчас проверим.
Когда он перемещает свой вес на меня, я даже слегка зажмуриваюсь, потому что прекрасно помню, сколько весит эта гора тренированных мышц, но отчего-то мне не тяжело – он скорее прижимает меня к себе, нежели наваливается. Осторожно перемещает вес на поджатую ногу и издает глухой и весьма страдальческий стон.
– Твою ж… Черт… Как бы не перелом…
У меня леденеет сердце. Хочется плакать и я изо всех сил прикусываю губу, чтобы не разреветься. Что ж я за чудовище такое – живого человека чуть не угробила?!
– У тебя телефон в кармане? Надо вызвать скорую... – выдавливаю из себя и, не спрашивая разрешения, начинаю шарить по его карманам. Сначала по внешним, потом, ничего не обнаружив там, по внутренним карманам штанов и рубашки.
Александр Борисович странно цепенеет, словно окаменевает, и я физически чувствую, как воздух накаляется и теплеет вокруг его тела. Боже, неужели, у него поднимается температура? Или это… это… столбняк?!
Я ахаю. Ну, конечно! Все признаки столбняка на лицо! Я, конечно, не очень помню, отчего бывает столбняк, но по логике все сходится! Может, он еще и головой грохнулся – того и гляди, в обморок упадет и застынет, как деревянная доска.
Там, вроде бы еще бледность смертельная должна быть при столбняке, вспоминаю я и задираю голову, чтобы всмотреться в его лицо – а ну как уже смертельно побледнел?
Однако, лицо господина ректора вполне себе розовое. Покрасневшее, я бы даже сказала – особенно в районе скул. Рот приоткрыт, глаза же, наоборот – полузакрыты и странно потемнели, что заметно даже из-под ресниц.
Подозрение, что все это неспроста и совсем не то, чем кажется, накрывает меня, но среагировать я не успеваю – слишком уж он близко. Слишком плотно меня