Отец Феона. Тайна псалтыри - стр. 6
– Сыно́к, э́то ты? – послы́шался све́рху взволно́ванный го́лос кня́зя.
– Я ба́тюшка!
– Цел?
– Цел, то́лько но́гу кре́пко уши́б. Ка́жется, кровь течёт.
– Сиди́, не дви́гайся – приказа́л оте́ц – Мы тебя́ вы́тащим. Ты гла́вное не шевели́сь, а то неро́вен час ещё чего́ обва́лится. Тут всё давно́ истле́ло в труху́, одно́ гнильё круго́м. Подожди́ немно́го мы ско́ро.
Ви́димо оте́ц отошёл. Го́лос его́ стал глу́ше. Слы́шно бы́ло как он распека́ет и подгоня́ет рабо́тников, расчища́вших зава́л. Успоко́енный, немно́го прише́дший в себя́ Пе́тька поудо́бней устро́ился на ку́че би́того кирпича́ и доста́л из ко́жаной калиты́, вися́щей на по́ясе голла́ндский шпанхан, обме́нянный по слу́чаю на ста́рый тата́рский саада́к у Афоньки, сы́на воево́ды Тере́нтия Забелы. У мушке́тного замка́ был обло́ман курко́вый винт, но э́тот недоста́ток не меша́л ему́ испра́вно рабо́тать. Ударя́я кремнём об огни́во Пе́тька вы́сек я́ркий сноп искр, разлете́вшихся как поте́шные огни́ в ночно́м не́бе на мгнове́нье освети́в мра́чные сте́ны подзе́много казема́та. Сколь не скороте́чна была́ вспы́шка све́та, но ма́льчик успе́л заме́тить, что сиде́л он на небольшо́й ку́че ка́менного кро́шева и строи́тельного му́сора, осы́павшегося то ли со стены́ – то ли с большо́й коло́нны, подпира́вшей свод подземе́лья. Ещё и ещё раз высека́я и́скры из кремнёвого замка́ он смог рассмотре́ть ка́менную ни́шу и челове́ческий скеле́т, прико́ванный к стене́ ржа́вой це́пью. Покры́тый пы́лью че́реп каза́лось внима́тельно следи́л за ма́льчиком, пуга́я его́ бездо́нной глубино́й свои́х пусты́х глазни́ц. Суеве́рный и впечатли́тельный как все де́ти, Пе́тька урони́л шпанхан на зе́млю, зажму́рил глаза́ и зачасти́л гро́мкой скорогово́ркой, су́дорожно глота́я слова́ и осеня́я себя́ кре́стным зна́менем:
Ма́тушка, бро́шенная изба́,
Нет у тебя́ хозя́ев,
Но есть у тебя́ четы́ре угла́.
На тех угла́х есть стена́ без еди́ного окна́.
Как нет окна́ на стене́,
Так что́бы не́ было и прокля́тья на мне.
Ключ, замо́к, язы́к. Ами́нь.
Ами́нь. Ами́нь.
Све́рху с лёгким шурша́нием посы́палась порохня из ме́лкой га́льки, песка́ и и́звести. Лу́чик све́та расши́рился до разме́ров церко́вного пило́на и в образова́вшуюся дыру́ в потолке́, че́рез кото́рую уже́ мо́жно бы́ло наблюда́ть голубо́е не́бо, просу́нулась патла́тая голова́ Дани́лы Загрязского.
– Пе́тька, ты чего́ надрыва́ешься, как диа́кон на амво́не ? Чего́ там у тебя́?
– Тут поко́йник в око́вах! – нело́вко переступа́я с ноги́ на но́гу отве́тил Пе́тька, ука́зывая на скеле́т в ни́ше стены́.
– Ста́рый?
– Кто?
– Поко́йник твой?
– Чего́ он мой? Ста́рый коне́чно. Костя́к оди́н. Да́же ру́хляди на оста́лось.
– Ну и чего́ тогда́ вопи́шь? Не уку́сит чай? Мертвяко́м хоть забо́р подпира́й, всё нипочём.
При́став исче́з в проёме, но че́рез мгнове́ние опя́ть появи́лся и ободря́юще произнёс:
– Потерпи́ ма́лость. Мы сейча́с плиту́ сковырнём и прохо́д очи́стим.
– Ла́дно – махну́л руко́й Пе́тька и бро́сил опа́сливый взгляд на ни́шу в стене́. Свет из откры́того проёма рассе́ял кроме́шный мрак подземе́лья. Во мгле почти́ сли́тый с окружа́ющим ме́стом че́реп уже́ не каза́лся таки́м злове́щим, каки́м каза́лся ещё совсе́м неда́вно. Скоре́е он разжига́л любопы́тство. Беспоко́йный Петькин ра́зум уже́ иска́л отве́та на вопро́с, кем мог быть э́тот несча́стный, что у́мер здесь столь ужа́сной сме́ртью, не оста́вив по́сле себя́ ничего́ кро́ме гру́ды полуистле́вших косте́й? Что соверши́л, в чём провини́лся? Каку́ю та́йну унёс с собо́й?