Отец Феона. Тайна псалтыри - стр. 24
Пору́чик снял повя́зку с глаз незнако́мца и, подойдя к сидя́щему офице́ру, что́-то прошепта́л ему́ на у́хо. По́льзуясь па́узой незнако́мец с холо́дным прищу́ром огляде́л ро́тмистра, то́чно це́лился в него́ из мушке́та. У ро́тмистра не хвата́ло двух па́льцев на пра́вой руке́ и одного́ на ле́вой. Одно́ у́хо у него́ бы́ло разру́блено попола́м, а на второ́м отсу́тствовала мо́чка. Лицо́ его́ бы́ло изры́то о́спой и глубо́кими са́бельными отме́тинами. Отсу́тствующий ле́вый глаз заро́с безобра́зным о́бразом, представля́я собо́й наро́ст гря́зно-кирпи́чного цве́та, кото́рый ста́рый воя́ка да́же не пыта́лся скрыть под повя́зкой, справедли́во полага́я, что в компа́нии ви́сельников гала́нтные мане́ры после́днее, что сле́довало соблюда́ть. В о́бщем, воя́ка был изве́стный и о́пытный, и незнако́мец удовлетворённо улыбну́лся, ви́димо, удостове́рившись, что не ошиба́лся, предпринима́я своё опа́сное ночно́е путеше́ствие.
Внима́тельно вы́слушав пору́чика Будилу, ро́тмистр кивну́л голово́й и, посмотре́в на незнако́мца свои́м еди́нственным пронзи́тельным гла́зом, произнёс си́плым от простре́лянного лёгкого го́лосом.
– Вы ка́жется иска́ли встре́чи со мной? Я Голене́вский. С кем име́ю честь?
Незнако́мец качну́л голово́й в знак согла́сия и ти́хо по-коша́чьему прибли́зился к Голеневскому, на ходу́ снима́я с руки́ то́нкую перча́тку из бе́лой ко́жи.
– Пре́жде, чем предста́вится, я хочу́ показа́ть Вам одну́ вещи́цу, кото́рая безусло́вно облегчи́т нам дальне́йшее обще́ние, – произнёс он вкра́дчивым го́лосом и поднёс к лицу́ озада́ченного ро́тмистра ру́ку, на безымя́нном па́льце кото́рой поблёскивала золота́я печа́тка с вы́резанной на ней замыслова́той моногра́ммой.
– Узнаёте э́тот пе́рстень? – спроси́л незнако́мец, не отводя́ взгля́да от Голене́вского.
– Узнаю́, – отве́тил тот не моргну́в гла́зом, – Э́то пе́рстень Муцио Вителлески, генера́ла о́бщества Исуса.
Незнако́мец удовлетворённо улыбну́лся и бро́сил красноречи́вый взгляд на пору́чика Будилу. Ро́тмистр пожа́л плеча́ми и кивко́м головы́ указа́л помо́щнику на дверь. Пору́чик, повину́ясь прика́зу команди́ра мо́лча вы́шел, на проща́ние сме́рив незнако́мца неприя́зненным взгля́дом.
– Не бу́дем ходи́ть круга́ми – произнёс незнако́мец, как то́лько за пору́чиком закры́лась дверь, – Мы о́ба принадлежи́м о́рдену и понима́ем каки́е полномо́чия име́ет облада́тель э́того ка́мня. Я Пётр Аркудий, це́нзор генера́льной конгрега́ции и с э́той мину́ты весь ваш отря́д перехо́дит в моё подчине́ние.
– Как любе́зно, что в Ватика́не сочли́ возмо́жным извести́ть меня́ об э́том! – ехи́дно произнёс Голеневский, презри́тельно ухмыля́ясь, – Дава́йте-ка я ко́е-что объясню́ Вам, господи́н це́нзор. Ещё два го́да наза́д у меня́ была́ лу́чшая со́тня крыла́тых гуса́р и три со́тни головоре́зов из рее́стровых казако́в. Форту́на улыба́лась нам. Мы би́ли москале́й везде́, где встреча́ли. Жгли и разоря́ли Буй, Солига́лич, Судай и Чухлому́. Но пото́м что́-то разла́дилось в на́шем механи́зме и бить уже́ ста́ли нас, причём уме́ло и со вку́сом. Связь с други́ми отря́дами оказа́лась поте́ряна, путь домо́й отре́зан. Нас гоня́ли по леса́м как ди́ких звере́й. Мы теря́ли люде́й деся́тками. Пе́рвыми ста́ли ропта́ть запоро́жцы. Э́то ха́мское бы́дло вообще́ спосо́бно то́лько гра́бить и убива́ть. Они́ отли́чные палачи́, но честь, досто́инство и ве́рность до́лгу нахо́дятся вне поля́ их ску́дного созна́ния. Я пове́сил на пе́рвой оси́не па́рочку подстрека́телей, а в отве́т одна́жды но́чью они́ сня́лись с бивуа́ка и ушли́ на юг. Ду́маю, по доро́ге крестья́не ре́зали их как свине́й. Ли́чно ви́дел одного́, с кото́рого живьём спусти́ли ко́жу. Он валя́лся на сва́лке похо́жий на большо́й кусо́к окрова́вленной говя́дины, и соба́ки поеда́ли э́ту ещё живу́ю, трепе́щущую плоть. У ру́сских, говоря́ открове́нно вы́рос большо́й зуб на всех нас. Не могу́ сказа́ть, что зуб э́тот вы́рос у них без ве́ских на то причи́н. На войне́ как на войне́. Здесь убива́ют ча́ще, чем ды́шат. Полго́да наза́д я посла́л хору́нжего Я́на Заре́мбу с оста́тками его́ по́чета за фуражем в большо́е село́. Свире́пые холо́пы взя́ли их в плен. Заре́мбу живо́го запихну́ли в ме́дный чан и свари́ли в мёду, заста́вив отря́д его́ съесть. Кста́ти мёд им пона́добился для того́, что́бы мя́со ле́гче отделя́лось от косте́й. Как Вам, исто́рия? – ро́тмистр мра́чно погляде́л на иезуи́та и не дожида́ясь отве́та продо́лжил говори́ть.